Нерон, или Актер на троне

С первыми днями весны Тиберия страстно потянуло в Рим. Он словно чувствовал, что это была последняя для него возможность побывать в столице заброшенной им империи. Переправившись из Капри в Кампанию, он направился прямо к берегам Тибра. Уже завидев было стены города, он внезапно, не приближаясь к ним, повернул назад. Говорят, его устрашило какое—то недоброе знамение, и потому он поспешил вернуться на Капри.

В Астуре император почувствовал себя плохо и, после остановки в Цирцее, не медля отбыл в Мизен, чтобы там сесть на корабль. Но из—за непогоды и поднявшегося на море волнения ему не удалось в тот же день переправиться на остров.

Жизненные силы уже покидали его. Однако он тщательно и, похоже, небезуспешно скрывал ото всех свое нездоровье. Но все же не смог обмануть своего давнего друга, врача Харикла, который, видимо, уже заподозрил неладное. Под каким—то предлогом раньше времени уходя с пира, он, прощаясь с Тиберием, как обычно, взял для поцелуя его руку и незаметно, как ему казалось, пощупал пульс. Это движение не ускользнуло от взора подозрительного императора. Он попросил друга вернуться и не покидать пиршества, которое намеренно затянул до позднего часа.

Утром все, в том числе Макрон и Калигула, сопровождавшие Тиберия в этой поездке, были извещены о том, что императору осталось жить не более двух дней. Впрочем, он и сам чувствовал свой близкий конец.

Родившийся в год смерти Тиберия иудейский историограф Иосиф Флавий пишет, что император попросил у богов знака для разрешения мучившего его вопроса о престолонаследнике. Самому Тиберию хотелось бы оставить трон не внучатому племяннику Калигуле, а своему единокровному внуку Тиберию Гемеллу, которому исполнилось шестнадцать лет. Но у Калигулы было больше шансов оказаться на императорском престоле — он был старше Тиберия Гемелла, его, как сына Германика, горячо любили римские легионеры, наконец, его поддерживал всемогущий префект претория Макрон.

Приняв решение, Тиберий приказал, чтобы утром следующего дня оба претендента предстали перед ним — он сообщит им свою последнюю волю. Про себя он решил, что власть достанется тому, кто первым войдет в его комнату.

С первыми лучами солнца Калигула был уже у дверей Тиберия, тогда как его незадачливый соперник все еще мешкал с завтраком. Императору ничего не оставалось, как поручить империю и Тиберия Гемелла заботам прыткого Калигулы. В этот последний час, пишет иудейский историк, Тиберий со своим представлением, что бог всегда бодрствует и вмешивается в человеческие дела, впервые осознал, что его собственная личность, его воля и авторитет — ничто в сравнении с беспредельным божественным могуществом, ведь бог, по существу, лишил его права выбрать себе наследника.

Сознание своего бессилия повергло Тиберия в глубочайшую депрессию: он знал, что его внук потерял не только империю, но и жизнь. Император погрузился в коматозное состояние, так что окружающие сочли его мертвым.

Увидев Тиберия бездыханным, все тотчас кинулись поздравлять Калигулу, который с юношеской нетерпеливостью поспешил завладеть символом императорской власти, перстнем с печатью, которой Тиберий закреплял государственные указы.

Сорвав перстень с пальца императора, Калигула отбросил свое притворное смирение. Он необычайно оживился.

— Наконец я император! Император Гай! — восторженно восклицал он, вслушиваясь в еще непривычное для него сочетание слов.

Он смеялся, радостно хлопал в ладоши, вертелся и подскакивал, как малый ребенок. И вдруг:

— Мне холодно. Укройте меня.

И снова:

— Мне холодно. Я хочу есть.

Слабый, как шелест, стон, доносился с постели императора. Тиберий, только что бывший недвижимым и безгласным, постепенно приходил в себя, сначала к нему вернулся голос, потом зрение.

— Перстень. Где мой перстень? Верните мой перстень, — хрипел старик.

Поверженные в ужас, все разбежались.

Вид Калигулы был ужасен. В перекошенном судорогой лице — ни кровинки. Помертвевшие от страха губы все еще улыбались, но это была уже не улыбка, а гримаса до смерти перепуганного человека, разом утратившего дар речи и способность соображать.

Растерявшийся на какую—то секунду Макрон мгновенно овладел собой. Молниеносно выхватил из рук потрясенного — Калигулы перстень и вложил Тиберию в ладонь. Старик успокоился и сжал холодные пальцы.

Макрон позвал разбежавшихся слуг и велел им набросить на старика одеяла и ворох шерстяной одежды. Затем, удалив всех из спальни, подтолкнул оцепеневшего Калигулу к ложу умирающего и вместе с ним навалился на едва дышащего Тиберия. Немного усилий… и под грудой тяжелых одежд император испустил дух.

Глава шестая. Меднобородые

Смерть Тиберия спасла мужа Агриппины. Ему грозило самое суровое наказание. Один из обвиняемых по делу Альбуциллы уже покончил с собой: не дожидаясь суда, он вскрыл себе вены.