Нерон

С обвинениями в адрес мнимых заговорщиков особенно не мудрствовали. Луцию Силану приписали то же, что и покойному дяде его Торквату. Но, поскольку голословность их была слишком очевидной, к делу привлекли еще и жену Кассия Лепиду. Клевета, возведенная на нее, превосходила все мыслимые пределы. Несчастной женщине приписали кровосмесительную связь со своим племянником, а также некие злокозненные священнодействия — колдовство против принцепса. Привлекли к суду заодно, наверное, для придачи «заговору» большей солидности, дабы он внешне походил на изобличенный заговор Пизона, еще трех сенаторов и одного всадника. Но Нерону не захотелось имитации широкого заговора. Все же заговор Пизона, в котором участвовало немало знатных людей — девятнадцать одних сенаторов и еще семь патрициев, — оставил у него слишком мрачные воспоминания. Демонстрация повторного подобия прежнего заговора выглядела опасной, ибо говорила о крамольной тенденции в римских верхах. Предпочтительнее Нерону казались точечные удары по тем, кто мог так или иначе претендовать на престол или, в силу серьезной обиды на принцепса, мог пойти по пути заговорщика. Поэтому четверка «соучастников» после апелляции к императору избежала наказания. Гая Кассия Нерон счел в силу его старости не самым опасным, и сенатским постановлением он был сослан на остров Сардиния, где мог доживать свои дни в «приятном» соседстве с Аникетом, уже пребывавшим там в качестве мнимоссыльного за своевременные показания о мнимой связи Октавии и мнимом заговоре в ее пользу. Силана должны были сослать на греческий остров Наксос в Эгейском море, привезли для отправки в ссылку в Остию, оттуда не морем, а по суше отправили через всю Италию в Апулию и заточили в городке Барий на побережье Адриатики (совр. Бари в Италии). Поскольку Луций Силан был молод и обладал сильным характером, Нерон приказал с ним расправиться. Явился к ссыльному центурион в сопровождении нескольких воинов — предосторожность не лишняя, так как Силан отличался могучим телосложением и соответствующей физической силой. Предложение самому вскрыть себе вены мужественный Луций презрительно отверг, сказав, что к смерти он готов, но не желает лишать своего убийцу похвалы за выполнение полученного приказа. У Силана достало мужества не только открыто поиздеваться над своими палачами, но, будучи безоружным, он оказал отчаянное сопротивление им и пал как доблестный воин на поле битвы.

Нет, не умерли еще в лучших людях Рима древняя римская доблесть, бесстрашие перед смертью, способность ни при каких обстоятельствах не ронять достоинства. К таким людям, как Луций Силан и многие другие жертвы Нерона, никак не применимы горькие слова, сказанные еще о римлянах времен Тиберия: «О люди, созданные для рабства!»

С таким же мужеством встретили смерть родственники Рубеллия Плавта, его вдова Поллита, ее отец, тесть Рубеллия Луций Ветер, и бабушка Поппиты, теща Ветера Секстия. Здесь Нерону оказал услугу своевременным доносом, как и в случае со Сцевином, неверный вольноотпущенник. Либертин Ветера Фортунат проворовался и, опасаясь справедливого возмездия за расхищение имущества патрона, зная, что тот в немилости у принцепса, сделал на своего благодетеля, коему был обязан свободой, политический донос. Соучастником обвинения выступил еще один не менее «достойный» человек — некто Клавдий Демиан, которого ранее Ветер в бытность проконсулом провинции Азия велел бросить в тюрьму за какие-то позорные поступки. Соучастие в доносительстве на Ветера подарило ему свободу — Нерон немедленно велел освободить обвинителя ненавистного ему человека. Потрясенный тем, что против него, как равного, выставляют его же вольноотпущенника-вора, Луций Ветер удалился на свою загородную виллу, где немедленно появилась стража, ведшая за ним неусыпное наблюдение. Не теряя надежды как-то добиться справедливости, Ветер упросил свою дочь обратиться непосредственно к Нерону. Поллита отправилась в Неаполь, где в это время Нерон услаждал слух подданных своим непревзойденным пением. К Нерону ее не допустили, но она сумела дождаться его выхода и обратилась к принцепсу с мольбой за своего отца. Слезы не вызвали сострадания у императора. Гордость заставила ее оставить униженные просьбы и заговорить с Нероном тоном негодующим, что также оставило владыку Рима равнодушным. Для Нерона приговор Луцию Ветеру был уже делом предрешенным. Кроме того, находясь в дорогом своему сердцу Неаполе, где более всего в Италии ценили его дар певца-кифареда, Нерон не был склонен отвлекаться на государственные дела. Кто знает, начни бедняжка свое обращение к принцепсу с восторженных оценок его пения, может быть, он и смилостивился бы. Но этого не произошло.

Когда Поллита вернулась к отцу и известила его о своей неудаче, после которой надежд на благополучный исход дела уже не оставалось, одновременно пришла и весть о том, что в сенате все предрешено: намеченное расследование должно завершиться беспощадным приговором.