Неровный край ночи

В церкви Святого Колумбана он заходит в притвор, – его дверь никогда не заперта, – погружает руку в святую воду и осеняет себя крестным знамением. Эмиль появляется откуда-то из-за кафедры, из невидимого прохода за резным экраном. Священник останавливается, не ожидая увидеть Антона, все еще окунающего пальцы в святую воду. Но Эмиль быстро собирается и приветственно улыбается, его стареющее лицо все в трещинках и морщинках. Он еще не стар, но уже в летах, – хотя его возраст уже солидный, он еще сохранил заметную силу, решительную прямую осанку и квадратные плечи, стать неустрашимого человека. И уж конечно, энтузиазму отца Эмиля позавидовали бы и куда более молодые люди.

– Герр Штарцман, друг мой, – он кладет руку Антону на плечо. – Как вы находите женатую жизнь?

– Трудно сказать. Я женат всего лишь день.

– Но даже и так.

Он пожимает плечами.

– Все так, как и можно ожидать от человека вроде меня.

Человека в неразрешимой для него ситуации, растерянного и, впервые в жизни, не имеющего понятия, что делать дальше.

Эмиль добродушно смеется. Вместе они садятся, как прежде, на скамейку в первом ряду.

Священник говорит:

– Знаете, что я думаю? Мне кажется, отцовство подходит вам. В вас появилась некая радость, которую я не замечал ранее, некая легкость духа. Я уже вижу это в вас.

– Я радуюсь детям – даже очень. Они такие славные честные маленькие человечки, особенно Альберт. Мария наоборот, но это не ее вина, она просто еще маленькая. Со временем она повзрослеет. А Пол – каждую минуту, что я с ним, он заставляет меня улыбаться.

– Мне всегда очень нравились дети Гертеров. Или теперь мы должны звать их детьми Штарцманов?

Антон рассеянно отвечает:

– Они могут называться любым именем, каким захотят. Я буду заботиться о них в любом случае. – Он делает паузу, а затем продолжает. – Да, дети делают меня вполне счастливым. Я лишь надеюсь, что смогу обрести такую же радость и в том, чтобы быть мужем, – боюсь, однако, до этого еще далеко.

Монахи живут не по тем же правилам, что другие люди, но даже и так, он понимает, что стыдно мужу и отцу признавать свой провал. Как может мужчину до такой степени сбивать с толку его собственная жена?

– Элизабет… сложная женщина, – говорит Эмиль аккуратно. – У нее есть свои недостатки. Но у кого их нет?

Но подпустит ли она когда-нибудь меня к себе, за эти стены, которые она возвела вокруг себя? И есть ли у меня право ожидать этого? Но вместо этого он только говорит:

– Времена тяжелые, знаете ли. Я беспокоюсь за детей и Элизабет.

– Времена поистине непростые. Но потому Господь и привел тебя сюда – чтобы беспокоиться об этой драгоценной семье.

– Я должен найти способ зарабатывать на жизнь, отец. Это вполне ясно. Мальчики растут слишком быстро; Элизабет нужно шить новую одежду для них обоих, но у нас недостаточно денег на ткань. Вы же знаете, как она сейчас дорого стоит. Если бы здесь были старьевщики, как в Мюнхене, мы еще могли бы надеяться найти хорошую ткань, которую мы могли бы себе позволить. Но ни один старьевщик не побеспокоиться заехать в Унтербойинген.

– И Элизабет, я полагаю, уже расспросила других матерей в деревне на этот счет?

– Да, но ни у кого нет лишней одежды – ничего такого, что могло бы подойти мальчикам. Ситуация неудачная, а зима приближается. Если бы у меня был небольшой доход, я поехал бы в город и раздобыл все, что могло бы понадобиться Элизабет. Но что нам делать? Никто не станет обменивать шерсть или полотно на яйца. Мне нужна работа.

Эмиль кивает задумчиво, взгляд прикован к алтарю. Он чешет подбородок, ожидая, что Антон продолжит.

– Сначала я думал, что смогу наняться в одну из местных школ. Но Альберт и Элизабет оба дали мне ясно понять: учителей там уже достаточно.

– Это так.

– Потом я думал, что я мог бы предложить уроки музыки, – но мы уже сошлись на том, что времена сейчас тяжелые для всех. Кто сейчас может позволить себе платить учителю музыки?

Отец Эмиль хмурится, устремив взгляд на крест, позолоченный, но маленький, висящий над алтарем. Его взгляд блуждает, пока священник ищет выход из ситуации и возвращается из длинного коридора мыслей. Через довольно продолжительное время он говорит:

– Я думаю, у вас все же есть шанс немного заработать, преподавая музыку, Антон. Состояние вы не добудете, это уж точно, – но, я думаю, получите достаточно, чтобы прожить. Даже небольшой доход поможет добавить заработка к тем приобретениям, которые юный Альберт делает на рынке – а это, я уверен, устранит некоторые из страхов Элизабет. Скажите мне, вы умеете играть на органе?

Антон расцветает:

– Умею.

– Ну, в таком случае, – священник поднимается с места, довольный и энергичный. Он указывает на крестовую перегородку за подиумом и темное место за ней. – Ступайте и продемонстрируйте мне.