Резня была страшной. На всех участках прорыва советское командование создало многократное численное превосходство: одному японскому штыку противостояло от восьми до десяти русских штыков. И не только штыков: бойцы советских штурмовых отрядов имели «доспехи», боевые топоры и самострелы, исправно работавшие в гасящем поле, и дрались строем, плечом к плечу – так, как бились их предки на Куликовом поле и под Бородином. И катаны ломались под натиском русской стали: не прошло и часа, как японские окопы на всех атакованных участках были завалены трупами солдат микадо. Все «миязаки», прикрывавшие японскую оборону – несколько десятков излучателей, – были захвачены. Самоликвидаторы не сработали, и победители рубили секирами и провода, и операторов-мангустов, так и не сумевших переломить ход боя. А как только русские детекторы «мыслеполя» показали, что противодействия больше нет, «соловьи-разбойники» тоже сняли поле, и в прорыв пошли танки, среди которых были и передвижные излучатели-«броневагоны», смонтированные на шасси тяжёлых «исов» и напоминавшие неуклюжие танки времён Первой Мировой войны – мощная дизель-электростанция требовала много места.
Семён упивался боём. Молодой таёжник помнил посёлок, уничтоженный мангустами, и мёртвые тела людей, родных и знакомых. И теперь, став солдатом, охотник без промаха низал стрелами суетящихся японцев, периодически меняя самострел на боевой топор. Плоть человеческая – она мягче древесины, а топором Семён владел с детства: чай, не в городе рос.
Японский фронт был прорван в нескольких местах. Прорывы расширялись, и казачья конница преследовала бегущих солдат Квантунской армии, усеивая дороги порубленными телами, как во времена стародавних войн ханьцев с киданями, чжурдженями и монголами.
…Окружающее было густым и плотным. Степану казалось, что он плывёт под водой, с усилием раздвигая её руками. А впереди, под замшелыми камнями, затаился кровожадный осьминог, и он тоже заметил пловца, и уже тянет к нему длинные цепкие щупальца, чтобы схватить и задушить. «Врёшь, гадина, не возьмёшь!» – вспыхнуло в сознании «соловья-разбойника», но капитан Степан Кравцов тут же затоптал эту мысль: в ментальном бою нет места ничему постороннему…
Мангуст оказался хитрым: он укрылся где-то среди домов Муданьцзяна и поджёг три головных танка, прежде чем танкисты успели сообразить, что попали под лучевой удар. И ещё он был силён: пробить нейтральное поле, созданное двумя «эсэрами», – это надо суметь. Однако полную мощь оператора-самурая капитан Кравцов смог оценить только тогда, когда вдруг
Противник передавливал Степана ментальной мощью, и если ему удастся это сделать, гасящее поле, надёжно защищавшее танковую колонну, входившую в Муданьцзян, растает, и бронированные машины станут уязвимыми не только для зажигательного воздействия поля вражеского излучателя, но и для обычного противотанкового оружия.
Самурай давил. Киловатт за спиной «соловья-разбойника» наверняка было больше – электростанции «избушек на курьих ножках», как называли танки-броневагоны, были куда мощнее японских «мобилок», – но грубая мощь ничего не решала: опытный фехтовальщик с мечом играючи возьмёт верх над силачом-увальнем с дубиной. И Степан рыбкой заскользил в «воде», которая его окружала, уходя от прямого удара, и на смену горячности кулачного боя пришла холодная собранность и сосредоточенность: только она могла принести победу.
Мангуст, похоже, занервничал: противодействия такого уровня он не ожидал. Его ментальные выпады сделались менее точными – японцу приходилось считаться и с тем, что русские солдаты и танки постепенно втягиваются в улицы города, и если они найдут его раньше, чем он сумеет справиться со своим ментальным противником…
Экипаж «избушки» только наблюдал за посеревшим лицом «соловья-разбойника» – помочь ему в его незримом поединке никто не мог: мало кто из танкистов даже понимал, что происходит, с каким таким чудищем схватился капитан не на жизнь, а на смерть, и что он сейчас чувствует.
Операторы излучателей не могли напрямую убить друг друга – русские учёные тоже узнали о «предохранителе», – но они могли пересилить один другого, и тогда характер поля, заливавшего город Муданьзян и людей на его улицах, определит победитель: всё очень просто. А в ходе поединка ментальный боец мог