Нерожденный

Участок земли – неправильный прямоугольник размерами четыре на пять метров – осел мягко и почти бесшумно, с лёгким шорохом провалившись на метр. Яма-вмятина, возникшая на ровном месте, напоминала гигантский след – казалось, невидимый исполин, шагавший огромными шагами, оставил в маленьком уютном садике в предместье Токио отпечаток своей тяжёлой стопы. Стопа титана обладала каменной твёрдостью: под тонким слоем дёрна с травой и цветами залегал сплошной гранит, смявшийся под незримой пятой с такой же лёгкостью, с какой армейский сапог давит раскисшую глину. Но странное дело – гранит подался под великаньей ногой, но на дне ямы не сломалась ни одна травинка, и не помялся ни один нежный лепесток распустившихся синих ирисов. А между зелёных стеблей поползли вверх тонкие струйки дыма, словно под землёй что-то горело, как торф на болоте.

Таинственный след существовал недолго. Он появился между двумя прудами – гигант растоптал перешеек, – и вскоре тонкие стенки ямы (там, где она примыкала к этим прудам) рухнули. Вода хлынула внутрь провала; зашипел пар – похоже, дно ямы было горячим. Но если там и был какой-то огонь, он недолго сопротивлялся водяному потоку, затопившему «след титана»: через минуту пруды сомкнулись, образовав единое целое. Яма исчезла – о ней напоминал только травяной сор, кружившийся в крошечных водоворотах, да мелкая рябь на поверхности воды.

Тамеичи Миязака вышел из транса, обесточил излучатель, посидел в расслабленной позе, возвращаясь к привычному мироощущению, и вытер лоб тыльной стороной ладони. Такого напряжения создатель «оружия богов» не испытывал никогда – ни во время первых опытов, ни при демонстрации модели военным в феврале сорок пятого, когда он облил себя бензином и заблокировал его горение, ни потом, осваивая всё новые и новые возможности боевых излучателей и обучая мангустов. И всё-таки – всё-таки он своего добился…

Подойдя к пруду, учёный-самурай долго смотрел на его поверхность, потом присел на корточки и окунул ладонь в воду. Вода была холодной (температуру фиксировали приборы, но воспалённому сознанию Тамеичи требовался ритуал). Подземный огонь погас – учёный в этом нисколько не сомневался, и показания измерительной аппаратуры ему были не нужны.

«Итак, Пламя Дракона мне подвластно, – подумал Миязака. – Всё получилось так, как я рассчитал: и размеры провала, и его очертания, и глубина, и продолжительность реакции горения, и время её прекращения. Я доказал – прежде всего сам себе – принципиальную возможность осуществления моего замысла: я поджёг и погасил, разрушил и затопил. Есть только одно «но»: сделанное мною – это предел человеческих возможностей (во всяком случае, пока). А самое важное – масштаб. Периметр провала должен измеряться не метрами, а тысячами километров, и глубина его должна быть не метр, а хотя бы километр. Но всё дело в том, что реакция требует непрерывной подпитки энергией, причём в таком количестве, какое не смогут обеспечить все электростанции всей планеты. Тогда, и только тогда Пламя сожжёт земную кору там, где я его разожгу, и разверзнет под ногами наших врагов огненный ад. Тупик? Нет! Я знаю, где взять эту энергию, мне нужно только понять, как её взять. Мне надо проникнуть в суть этого явления, и я это сделаю».

Ночью он долго не мог заснуть, а когда заснул…