— Так, о чём ты поговорила со своим папой? — наконец-то я могу повторить свой вопрос и надеюсь услышать ответ.
— О нас, — она откидывается на высокую спинку своего стула и смеётся.
— О нас?!
Вот это да, а я и не подозревал какие здесь дела творятся.
— Не пугайся, — Алиса перестаёт смеяться и её личико становится серьёзным. — Не совсем о нас. Я сказала ему, что уже взрослая и имею права встречаться с парнями.
— И что он? — Я оглядываюсь на горничную, которая бесшумной тенью появляется в комнате. Появляется с подносом в руках. На нём — чайник и чашки.
Ставит поднос сначала передо мной, выставляет с него чашку, наполняет из чайника почти густым ароматным чаем, а потом идёт к Алисе.
— Он вредина, — отвечает на мой вопрос та, когда горничная исчезает за дверью.
— Он запретил?
— Да, — её брови обиженно сходятся. — Но есть и хорошая новость.
Она тянется к своей чашке с чаем, поднимает его к своему маленькому носику и вдыхает аромат.
— И какая же?
— Мне можно целоваться! — она касается пальчиком своих губ.
— Целоваться?! — изумляюсь я.
— Да! Он так и сказал — если вы не зайдёте дальше поцелуев, я не буду тебя ругать. И его тоже.
Да уж, Тринити еще тот суровый папаша. Алиса очень привлекательная девушка, с отличными формами и её тело уже явно созрело для удовольствий. И возраст у неё тоже совсем уже не детский — по законам любого, даже самого строгого мира, ей уже всё можно.
— Поцелуи тоже совсем неплохо, — говорю я чтобы её ободрить, а сам думаю, что поцелуй, если за ним не последует что-нибудь более интересное, просто мучение.
— Ванна? — Алиса вскакивает. За окном уже стемнело, а она выглядит очень бодрой. Не напилась ли она кофе? Кофе или…
— Ванна — это отлично, — соглашаюсь я и тут же предупреждаю. — Но если я там буду один.
Она подходит, наклоняет голову — так что, её волосы цвета лунного золота взрываются тысячей искр в свете лампы — и заглядывает мне в глаза.
— Конечно, один, — она касается пальчиком моей щеки. — Но потом…
Её взгляд становится почти хитрым.
— Потом ты будешь учить меня целоваться… ведь я никогда не делала этого.
* * *
Мы сидим в саду и смотрим на звезды. И болтаем обо всём. Обо всём, кроме прошлого Алисы и её отца. Давно уже пора спать, но спать совсем не хочется. И эти огромные белоснежные бабочки почти не отличимые от цветков сакуры, которая окружает нашу скамейку. Мы сидим на белоснежной витой скамейке совсем близко друг к друг и говорим почти обо всём.
Алиса спрашивает меня планах, и я отвечаю ей так, словно не предстоит мне всего через пару дней пройти по лезвию над пропастью. Будто не предстоит убить первым чудище Тунга-Оро, а если не смогу — бежать вместе с кланом в пещеру с Заброшенным Храмом.
Я отвечаю о городе, который будет построен рядом с пещерой, о городе размером с главный замок Хинун, и она слушает меня, широко открыв глаза. И она верит мне, верит в то, что всё будет хорошо.
А еще она рассказывает мне о том, как ребёнком, где-то в землях, даже название которых я повторить не смогу, она потерялась. Потерялась в пустошах, отошла от корабля, на котором они с отцом летели и заблудилась. И так удачно заблудилась что Тринити её сутки не могу найти.
О том как ночевала в узкой расселине, а напротив стояла голодная как смерть хидо и тоскливо выла, в надежде на то, что девочка выберет быструю смерть от её зубов.
— Ты смелая, — не могу не сказать я, глядя на Алису другими глазами.
— Ага, — смеётся она, — но больше глупая. Вот надо же было быть такой дурой, чтобы пойти гулять в пустоши. А мне ведь всего четыре года тогда было.
— Но ты выжила, — спорю я.
— Ну да. Но у меня не было выбора. Эта дурацкая хидо стояла напротив меня всю ночь.
Она вдруг начинает смеяться еще сильнее и мне нравится её спех — звонкий, он разносится над спящим садом.
— Я еще рычала на неё — представь! Пыталась испугать.
Я представляю кроху, рычащую на огромную омерзительную тварь и мне вдруг хочется дотронуться до Алисы. Тем более, что сейчас она в лёгком коротком платьице выглядит очень соблазнительно.
Жаль, нельзя.
— Ты смелая.
— Да, это точно, — она кивает и вдруг наклоняется ко мне, касается своими губами моих и… ждёт.
— Поцелуй меня, — шепчет она. — Ты же обещал научить меня целоваться.
— Нет, — от прикосновения её нежных губ мне ставится щекотно.
— Хорошо, — соглашается она. — Это я обещала, что ты научишь меня целоваться. Учи же!
Она прижимается своими губами к моим, как бы давая понять, что больше не даст мне сказать ни слова.
И я целую её, раздвигая своими губами её нежные губки, касаюсь языком её маленького испуганного язычка и чувствуя волшебный вкус ягод, которые она ела совсем недавно, рассказывая мне о том, как называются эти огромные, размером с ладонь, белоснежные бабочки порхающие вокруг нас.
— Ты вкусный, — шепчет она.
— Нет, ты, — я прикасаюсь к тонкой талии Алисы и та вздрагивает словно от удара тока.
— Прости, — тихонько, смущённо смеётся она, отрываясь от моих губ, опуская голову и пряча от меня своё личико. — Просто… просто это первый раз..
Ого.
Первое прикосновение мужчины?