-- Что-то ты больно молод для многолетней привязаности, -- засомневался пьяный толстяк. -- А вообще, прав: все от них беды, от них, стерв.
-- И не говорите! -- вздохнул Мираш и, указывая на Лукерью (она с Ильёй танцует и смеётся весело), покачал взъерошенной головой и сказал: -- Эх, дурят они нашего брата, человека... Дурят, ох и дурят!..
-- Ага, верно, говоришь.
-- Видите ли, у них как, -- будто по-серьезному наставлял Мираш, -- за одного человечка берутся, навертят делов, сложилось, не сложилось -- хватаются за кого-то другого...
-- Ага, так и есть, так и есть.
-- А чтобы душу человечью понять, этого оне не могут. Всё по закону норовят вершить...
-- Пётр, хватит с тебя! Смотри, все люди как люди, один ты уже наклюкался! -- толкнула в бок своего мужа маленькая сердитая дама -- по всему видно, с больших начальниц.
-- Сам знаю, сколько!.. -- хорохорился пьяный толстяк.
-- Вот вы его жена? -- спросил Мираш и тут же посочувствовал: -- Вы же его не любите -- зачем он вам? Хотите, мы к вам получше мужа подведём?..
Дама вдруг вспыхнула, упёрла в Мираша колючий взгляд да как закричит:
-- Уберите отсюда этого идиота!
При музыке громкой не сильно-то её и услышали. Без скандала обошлось. И с пьяным толстяком чуть было драчишка не случилась, однако Мираш скоренько на своё место ушёл. Уселся и говорит Ма-Мару:
-- Во всякую чушь верят, а силы своей не знают.
А Ма-Мар и не отозвался даже, лопает и очки знай поправляет, всё-то они в спешке слететь норовят. Посидел Мираш чуть и опять заскучал. Подсел к другому человеку...
Опять спокойная музыка полилась, а Илья к Лукерье... не поспешил. Пужнул его отчего-то чудной разговор, а может, ещё какая причина нашлась. Вовсе с другой девушкой смигнулся. На танец её позвал, и поплыли они переступями спокохонько... Лукерья растерялась, и что делать, в толк не возьмёт. Только, вишь, к главному разговор подвела, а оно вон что.
Потом думает: "Ничего, на следующий танец сама его позову".
Мираш тем временем и вовсе как саврас без узды стал. Вдруг поднялся он с места и тост захотел сказать (дама, которая Мираша погнала, толкнула локтём соседку и швыркнула: "Смотри, это тот идиот!").
-- Дорогие мои! -- растрогано осклабился во весь рот Мираш. -- Человечки вы мои ненаглядные! Сокровище моё! Я вас никому в обиду не отдам! Если кому муж надоел или жена не по нраву, подходите к нам... Мы вас быстренько счастливыми сделаем!
Сгрохал так сгрохал.
Все засмеялись, -- известно, за шутку приняли. Ма-Мар опомнился и Мираша за рукав отдёрнул, на место обратно усадил и зашипел:
-- Ты что, спятил? Сейчас же все набегут...
-- Мирашек, -- забеспокоилась и Лукерья, -- ты меня не пугай!
На следующий танец с Ильей Лукерья тоже не поспела... Только она было вскочила с места, а Илья уже к другой поспешил, вдовесок ещё на Лукерью испуганно оглянулся. И так, слышь-ка, несколько раз случилось.
Лукерья и озлилась, сама на себя не похожа стала. Губы сжала и пальцы крепко в кулаки собрала, глаза чёрнотой налила, как расплавленной смолой наполнила. Взвинтилась верша не на шутку. Со стороны глянешь -- вся кипит от возмущения, гляди взорвётся.
-- Да как он посмел! -- закричала она. -- Таля в такую беду попала, а он развлекается! -- вдруг она резко отстранилась от стола, упёрлась вытянутыми руками о край и замерла на секунду, немигаючи глядя перед собой, -- да и ударила кулачишкой по столешнице.
И не так чтобы уж прям со всего маху, вовсе легонько вышло, а поди ж ты!.. В ту же секунду висевшая над столом люстра, большенькая такая и с хрусталя, верно, сорвалась с потолка и о стол грохнулась. Осколки во все стороны метнулись. И другие люстры, какие в зале были, тоже вниз попадали. Так-то никого сильно не задело... Ну, покарябало там кое-кого, царапинами расчертило, едой всё больше заляпало. Пуще всех Илье досталось. Щёку ему рассекло, и на лбу царапина через бровь прошла...
Шум-гам, конечно, паника дичайшая людей охватила, ну и все врассыпную кинулись и к дверям. Подумали, вишь, что земное трясение ально взрыв какой. Давят друг друга, рвут на куски. Илья чуть в сторонке растерянно в темноте руками водит -- тоже, вишь, ошалел, а при рассудке остался. Достойно себя повёл.
Верши видят: такая давка в дверях, что никак не выйти. Ну и через оконные стёкла ушли... Никто и не приметил, как они чезнули. Да и не мудрено, в зале всё же темень установилась, ничего не видать, вдовесок недосуг людям головами ворочать, шкурку свою спасать надо.
После этого случая обережники из верховьев изрядный нагоняй получили. Каждому выговор в личное дело занесли. А потом и вовсе распоряжение пришло, чтобы они отступились от Тали с Ильёй. Не мешались, стало быть, в их жизнь. Надобно для чего-то так.
Погоревали, конечно, верши и поругали началие на полную охотку. А куда денешься? Верховным оно, вишь, всегда виднее.
-- Что поделаешь, раз боронь легла, -- сокрушался Ма-Мар, -- надо исполнять. У них, может, там весь судьбиный расклад перед глазами, да только не объявляют. Не впервой мне так по рукам бьют, а всё же их правда потом сказывалась.