Нерушимый - 2

— Ура Нерушимому! — подхватили ее крик.

— Слейся уже! — кричала другая, но ее писк утонул в грохоте приветствия.

Не слушая ведущего, я смотрел на вип-ложе, где сидел Гришин и делал вид, что аплодирует. Ухмыльнувшись и не сводя глаз с вип-ложи, я поаплодировал ему в ответ.

В клетку мы с Толиком вошли одновременно. Он хотел выиграть — и больше ничего. Никаких подлостей вроде бы не мыслил. Правда, смотрел не мне в глаза, а на пятна крови на моем рашгарде.

Пришла пора приветствовать друг друга, ударив кулаком по моему кулаку, Фарбер проговорил:

— Удивил, удивил, Нерушимый. Там столько кровищи было, полчаса отмывали после тебя! Все думали, лишь бы не окочурился, а ты вот, вернулся. Мое уважение. Но учти: бить буду в полную силу.

— Аналогично, — улыбнулся я, и кивнул на вопрос рефери, готов ли я.

— Бо-ой! — объявил он, махнув рукой.

Мы двинулись навстречу друг другу. Сосредоточенный Фарбер тупил, я фронт-киком ударил его в бедро, и, потеряв равновесие, он выбросил правую руку. Я нырнул под нее, взял его в клинч и повалил на спину, оседлав грудную клетку и не давая сделать замах. Фарбер замолотил руками, стараясь дотянуться до моего лица. Я перехватил правую руку, согнул ее в локте, перекрывая шею его же рукой, потом схватил за правый кулак, дернул, переворачивая противника на живот и садясь ему на спину… и спокойно взял на удушающий.

Фарбер сучил руками до последнего, дотянулся до моей повязки и сорвал ее, поцарапал подбородок, но в конце концов захрипел и постучал по мату.

Я первым делом прилепил повязку, вторым похлопал его по спине.

Когда мы поднялись и встали рядом, рефери поднял мою руку.

Я пожал руку Фарберу, мы обнялись, и я польстил ему:

— С оружием мне пришлось бы туго против тебя.

Он рассмеялся:

— Это точно!

Когда мы выходили из клетки, прожекторы не слепили и, воздев руки над головой, я слушал грохот ведущего, рев ликующей толпы и осматривал трибуны.

Вот здоровенный, как Кинг-Конг, Шрек молотит себя в грудь, его рот распахнут, он так охвачен азартом, что забыл о своей даме. Вот рукоплещущая Наташа. Заметив мой взгляд, она показала «класс». Рядом с ней Настя, с кислой мордой опустившая большой палец вниз. Все-таки пришла. Назло, наверное.

Увидев меня, Настя закричала:

— Чтоб ты сдох!

Неприятно, потому что несправедливо, но мне на руку. Давай, Настен, кричи еще, чтобы мое солнышко в груди расцвело яростью и жаждой мщения!

Гришина было не видно, забился в тень. Надеюсь, он сейчас хватается за сердце и пьет корвалол.

Достоевский машет белым шарфом, а рядом с ним злобно смотрит Вика Лесневич, и ее губы змеятся в проклятиях. Генерал Вавилов аплодирует стоя, улыбаясь от уха до уха. Алексей, радостно машущий руками. Олег, тоже вроде искренне радующийся за меня. Его злость распространялась, видимо, только на тренера. Сотни распахнутых глаз и разинутых ртов. Я физически ощущал их обожание и чувствовал себя Робином Гудом, бьющимся не за первое место, а за справедливость для этих людей.

— Грамотно, молодец, — прокомментировал мой бой Витаутович.

Мы вместе уходили из зала, и немного моей славы перепадало и тренеру.

На выходе меня все-таки перехватили журналисты, но не красивая телевизионщица, а уже знакомая шатенка из «Лиловского вестника». Она взяла меня под руку и участливо спросила, семеня рядом:

— Александр, скажите, что заставило вас продолжить турнир, получив такую серьезную травму?

Я проверил, на месте ли повязка, не удержался и ляпнул:

— Исключительно желание не лишать новогоднего зрелища зрителей, собравшихся на трибунах, включая лично товарища Гришина.

Витаутович глянул на меня злобно и проговорил, оттесняя даму:

— Извините, но нам надо готовиться. Нас ждет одна шестнадцатая финала.

Чуть отойдя, он выругался:

— Язык у тебя без костей!

— Лев Витаутович, я вообще-то в тридцать два лучших попал!

— И как это отменяет тот факт, что ты несешь чушь в микрофон корреспондента? Что еще за «лично товарища Гришина», балбес? Нарываешься?

— Вы какой-то непозитивный, Лев Витаутович, — отмахнулся я.

А ведь и правда, мог ли я когда-нибудь хотя бы мечтать о подобном? Если выиграю, меня заберут в Москву… Которая всегда пугала Звягинцева — он считал, что лучше быть первым на деревне, а в столице ему первые роли не светят. В отличие от него, мне нынешнему открывающиеся перспективы кружили голову, причем не в хорошем смысле. Хотелось жизни попроще и исполнения мечты, хотелось гонять мячик, а не играть шпионские игры в Аргентине, как обычно происходит с победителями таких вот турниров…

— Саша! — окликнули меня звонким голосом, и я обернулся.

У входа в коридор стояла Наташа, которую сюда не пускали охранники.

«Вадик!» — вспыхнуло в голове. Я обещал его провести, но теперь понятия не имел, как это сделать. И потянул же черт меня за язык!

Но пообещал — делай. От этого я не отступлюсь ни в этой жизни, ни в следующей, и я обратился к тренеру, останавливаясь возле входа в комнату ожидания:

— Лев Витаутович, можно вас попросить об услуге?

Он вскинул брови и приготовился слушать.

— Я пообещал провести на турнир одного человека…