Нерушимый 2

Глаза зачесались, и я потер их предплечьем. Зуд стал невыносимым, выступили слезы. Да что за… И тут до меня дошло, чего ждет Барик. Его плечи были натерты жгучим перцем или чем-то таким. Слезы застелили взор, и я смахнул их.

Злость вспыхнула солнечной вспышкой — и погасла. Не злость погасла — сила. Слезы полились градом, застилая обзор. Я только и успевал выставлять блоки, все мои удары уходили в молоко. Мощный удар по бедру посадил меня на колено, я ушел кувырком, предвидя атаку.

— Остановите бой! — орал Тирликас. — Вы что, не видите, что у бойца поражены глаза!

Услышав этот крик, Барик попер в атаку, пока бой и правда не остановили. Воспаленные глаза видели лишь размытую фигуру. Я запаниковал, но быстро взял себя в руки. Единственный шанс выиграть — подпустить его ближе и уйти в клинч…

— Лоу! — заорал Витаутович.

Я попытался схватить ногу противника, которую не видел, но получил по корпусу и упал, закрылся. Твою мать! Похоже, выдохся. Удары посыпались градом.

Сдаться? Хрена! Барику — не проиграю. Вспыхнуло мое второе солнце, и я внутренним взором увидел Барика — словно смотрел через тепловизор. Собрал все силы и двумя ногами ударил его в голени. Есть! Барик пошатнулся, но устоял.

Вскочив, как на пружинах, я взял его в клинч, отбил удар коленом в солнышко. Сила начала угасать. Пока не потерял преимущество, я пробил блок, выписывая крюк в висок Барика. Он покачнулся, его повело в сторону.

— Минута! — орал его тренер. — Не спать!

Меня тоже повело. Перед глазами потемнело. Хотелось отрезвить себя пощечиной.

— Блок! — крикнул Витаутович.

Я закрылся, выставив согнутую ногу. Вслепую провел крюк и сразу же апперкот. Удар лишь откинул Барика назад, и он поймал меня на противоходе прямым в голову.

Затошнило. Закружилась голова.

И снова я взял его в клинч. Теперь — сделать подсечку. Скользнуть назад. Запрыгнуть на спину, как и в прошлый раз, повалив кувырком из последних сил. Получилось наполовину. Барик упал, но не так, как мне хотелось бы, а набок. Я попытался обвить ногами его шею, но он наклонился, пряча голову. Однако в захват попали обе руки.

Вслепую я схватил ближайшую и выгнул что есть мочи.

— Сука-а-а! — заорал Барик.

Он терпел, извивался ужом, меня швыряло по полу.

— Невероятно! Какой красивый рычаг локтя! — комментировал ведущий.

Рычаг локтя? Это он про армбар?

Хрустнул сустав. Взвыл Барик. К нам бросился рефери и остановил бой, отшвырнув от меня Барика, который не угомонился, бросился ко мне и принялся меня пинать, матерясь и подвывая, но я схватил его за ногу и повалил. Набежали охранники, оттащили его.

Я распластался на мате. Пот лился в глаза, вымывая перец.

— Вот это бо-ой! — Из фонового гула прорезался голос ведущего. — Сокрушительная победа Александра Нерушимого!

По спине похлопали, и по лицу заструилась вода.

— Ты молодец, Саня! — проговорил Витаутович. — Ты сделал невозможное.

— Глаза, — прохрипел я, умылся и напился одновременно.

Мир расплывался и качался. Голос ведущего то отдалялся, то приближался.

Витаутович помог мне подняться.

— Стоять сможешь?

— Да. — Кивок отозвался пульсирующей болью в голове.

Я нашел в себе силы вскинуть руки и поприветствовать публику, потрясая кулаками над головой. Слезы все катились, и картинка то прояснялась, то становилась мутной. Уровень адреналина упал, и разболелись отбитые ребра, предплечья.

Черт, а у меня еще один бой! Если противник будет в таком же состоянии, финальный бой будет напоминать обнимашки и похлопывания.

Рефери поднял мою руку, а ведущий взревел:

— Победу одержал Александр-р-р Нер-рушимый! Давайте поддержим аплодисментами этого бойца!

Грохот, хлопки, свист и выкрики обрушились на меня, спровоцировав приступ головной боли. Смахнув слезы, я двинулся к выходу из клетки, приветствуя ликующих зрителей. Витаутович тотчас подставил плечо.

Шел я неторопливо, стараясь вобрать обожание толпы, как аккумулятор — заряд.

Витаутович отвел меня в санчасть, где я наконец лег, расслабился и предоставил себя рукам медиков. Глаза промыли, и оказалось, что вижу я только правым, левый заплыл.

Кудрявая женщина-врач подняла мне веки, посветила в один глаз, во второй, велела мне сесть, похлопала по коленке, проверяя рефлексы, потом подключила какие-то датчики, и я увидел свое прозрачное тело на экране.

— Так чтобы серьезных повреждений… — Она задумалась, потирая подбородок. — Нет. Ушибы мягких тканей. Несколько гематом.

— Сотряс? — спросил я, чувствуя такую усталость, что не смог договорить.

— Не вижу. — Она вздохнула и посмотрела с сочувствием. — Можешь продолжать драться. Выпить энергетик — и в бой. Но я бы не советовала.

— А кто противник? — спросил я у Витаутовича.

Тело понемногу оживало. Я ощутил жжение и, морщась, стянул перчатки. Кожа покраснела, небольшие волдыри лопнули.

— Можно руки обработать?

Медсестра, миловидная женщина лет тридцати, сидевшая за столом и заполнявшая бумажки, бросилась ко мне, уставилась удивленно.

— Это что? Это вы так стесали, когда били?

— Химический ожог, — резюмировала врач, — скорее всего, подсыпали в перчатки негашеную известь.

— Зачем? — удивилась медсестра.