Нерушимый 4

В понедельник мы — и бывшие «динамовцы», и белорусы, пришли раньше, переоделись и расположились в нашем микроскопическом конференц-зале. Димидко ехал на такси и сегодня собирался представить четверку новых футболистов титановцам.

На подъезде он должен был позвонить, чтобы мы его встретили, и он не скакал двести метров, но Сан Саныч почему-то молчал.

Я накинул куртку и обратился к Погосяну:

— Пойдем поможем ему. Костылей-то у него нет.

Мика кивнул, оделся, мы вышли в коридор и увидели, как по ступеням спускается Димидко в сопровождении девушки, которая ему помогала, стоя к нам спиной. Одной рукой он держался за стену, второй опирался на девушку, зажимавшую под мышкой два костыля.

— Александр Александрович, это ведь всего на несколько дней, пока связки заживут. Потом костыли будут не нужны, хватит и трости. Вот так. Теперь держите.

Девушка отдала ему костыли и повернула голову. Дарина? Та самая? Внучатая племянница генерала Вавилова и любительница смешанных единоборств, которая за это чуть не поплатилась жизнью? Увидев меня, девушка оцепенела и часто заморгала, а я протер глаза и, все еще им не веря, спросил:

— Рина? Что ты тут делаешь?

— Работаю. Реабилитологом.

Вспомнилось, что она вроде медсестра, но девушка сразу объяснила:

— Я учусь на реабилитолога заочно. После училища берут сразу на третий курс… Это раз, а два… — она зарделась, отвела взгляд. — У меня есть личные причины.

Димидко встал на костыли и заковылял по коридору, ворча себе под нос, что неудобно, он не инвалид и не старый дед. Погосян приосанился и подошел к Рине.

— Как жаль, что у такой девушки, — он томно вздохнул, — личные причины. Я уже почти влюбился. Я Мика.

Она представилась и проговорила, глядя на меня:

— Мой любимый… тренер сюда переехал. Лев Витаутович. Я буду ходить к нему на тренировки.

Погосян отвесил челюсть. Рина пару секунд молча наслаждалась эффектом, а потом рассмеялась.

— Тренер? Это наш, что ли, директор? А… ну да. — Погосян приблизился к Рине вплотную. — Ты такая красивая. Не бойся, солдат ребенка не обидит.

— Но ребенок вполне может оторвать солдату… шлем, — сказал я.

Рина снова рассмеялась и защебетала со мной, как со старым знакомым:

— Витаутович будет тренировать новичков, а меня — индивидуально. На профи замахиваться не стал из-за постоянных разъездов, а тем, кто тренируется для себя, его непродолжительное отсутствие сильно не навредит. Ты сам как? Придешь на спарринг? — Она толкнула меня в бок кулаком.

— Спасибо, меня футбол полностью удовлетворяет.

Димидко проковылял в зал, мы проводили его взглядом, и я спросил:

— Насколько серьезная травма у нашего тренера?

— Растяжение, микроразрыв. Через недели три совсем пройдет, но дней семь надо поберечься, походить на процедуры. — Рина посмотрела на дверь. — Проследите за ним, чтобы не наступал на ногу. Больно он у вас резвый… И вообще, рада тебя видеть!

Одарив меня лучезарной улыбкой, она направилась к выходу. Погосян посмотрел на нее влажным взглядом и спросил, когда захлопнулась дверь:

— Ты ее знаешь?

— Немного. Она заявлялась на бои без правил. Вообще серьезный боец.

Погосян присвистнул и вместо того, чтобы испугаться, протянул:

— Какая девушка…

Увидев заходящих с улицы Синяка, Потупчика и Иванова, мы с Погосяном помахали им и направились в конференц-зал.

Когда все собрались, он был переполнен. Быкову и Гусаку пришлось подпирать стену. Ветераны «Титана» бросали злобные взгляды на белорусов. Теперь наша команда разделилась на три группы: мы, бывший «балласт» с примкнувшими Левашовым и Гусаком, белорусы и титановцы, которые не жаловали нас, а теперь вызверились на новеньких.

Димидко оседлал стул и сказал:

— Итак, у нас был некомплект, а теперь вас слишком много, и в марте с кем-то придется расстаться. Как говорится, лучше меньше, да лучше.

Он сделал то же, что и Кирюхин: подвел игроков к пропасти. Мне вылет не грозил, но что чувствовали резервисты «Титана», я очень хорошо представлял. Димидко рассчитывал, что, боясь оказаться на улице, старики покажут, на что способны.

Все они аж почернели, ссутулились вместо того, чтобы принять бой и расправить плечи. Какая несправедливость! Столько лет халявы, а тут работать заставили.

При недостаточном тренерском контроле во многих командах процветала дедовщина, доходило и до того, что ветераны во время игры калечили молодняк, чтобы не лишиться позиции. Под крылом Димидко это никому в голову, надеюсь, не придет.

— У меня есть три кандидата на вылет. И даже если кто-то останется в команде сейчас, следующее заявочное окно — летом, имейте в виду. Как вы видите, желающих играть в команде достаточно. Сегодня, завтра и все время, включая воскресенье, мы будем играть.

Я посмотрел на Дрозда, которому в этот день обещали выходной. Он опечалился, понимая, что тоже может вылететь из-за своих разъездов.

— Многие из вас — мои давние знакомые, — все говорил Димидко. — Но дружба дружбой, а работа работой. Кто не потянет — покинет команду. Так что все в равных условиях. Без обид, мужики. И да победит сильнейший! Теперь — в поле!