Практика искусственного насаждения западного образа жизни зачастую выглядела ошибочной и вызывала вполне резонную критику со стороны тех, кто считал царя-реформатора человеком, сбившим Россию с ее естественного пути развития. Подобной точки зрения придерживались даже исследователи, далекие от славянофилов. Вот мнение В.О. Ключевского: «Реформа Петра была борьбой деспотизма с народом, с его косностью. Он надеялся грозою власти вызвать самодеятельность в порабощенном обществе и через рабовладельческое дворянство водворить в России европейскую науку… хотел, чтобы раб, оставаясь рабом, действовал сознательно и свободно»[18]
.Тем не менее, несмотря на внутреннюю противоречивость подобных действий, нужного эффекта они достигали. «В самых экстравагантных поступках и прихотях царя было свое рациональное зерно, свои логика и глубокий смысл. Расставшись с бородой и длиннополым азиатским платьем, русские легче смогут преодолеть психологический барьер, резко отделявший их от европейцев. Русский должен был осознать себя таким же человеком, как и немец, т. е. любой иностранец-европеец. Ведь вскоре предстояло воевать с ними и побеждать их. Для этого необходимо овладеть европейской культурой и особенно техникой, чего нельзя сделать, не разрушив ксенофобию, закоренелую неприязнь к иноземцам, порожденную татарско-византийскими восточными традициями. Сонная, закоренелая в предрассудках, боярская Русь как бы перемещается во времени и пространстве»[19]
.С.М. Соловьев отмечал, что «различие взглядов происходило от громадности дела, совершенного Петром, продолжительности влияния этого дела. Чем значительнее какое-нибудь явление, тем более разноречивых взглядов и мнений порождает оно и тем долее толкуют о нем, чем долее ощущают на себе его влияние»[20]
.Показательно, что европейскими авторами эффективность реформ Петра I признается практически единодушно, хотя оценки личности царя весьма противоречивы. Взять хотя бы суждение близкого к нашему времени шведского писателя Августа Стриндберга: «Варвар, цивилизовавший свою Россию; он, который строил города, а сам в них жить не хотел; он, который наказывал кнутом свою супругу и предоставил женщине широкую свободу – его жизнь была великой, богатой и полезной в общественном плане, в частном же плане такой, какой получалась»[21]
.В значительной степени такая оценка объясняется тем, что создаваемая Петром I Россия по сравнению с прежней Московской Русью в гораздо большей степени соответствовала представлениям европейцев о цивилизованном государстве. Разумеется, это не значит, что западная модель цивилизации является безальтернативной, но в ту эпоху она в большей степени соответствовала потребностям общественного прогресса.
Интуитивно правоту Петра чувствовали и большинство подданных Петра I. Во всяком случае, успех проведенных им преобразований объясняется именно их назревшей необходимостью, и внешне чуждая форма реформ не отпугивала народ до такой степени, чтобы в стране возникла широкая оппозиция его деятельности. Приведем еще одно мнение В.О. Ключевского: «Необходимость движения на новую дорогу была осознана; обязанности при этом определились: народ поднялся и собрался в дорогу; но кого-то ждали; ждали вождя; вождь явился»[22]
.Показательно, что самое сильное вооруженное сопротивление внутри страны царю было оказано восставшими астраханскими стрельцами в 1705–1706 годах и казаками Кондратия Булавина в 1707–1708 годах, хотя причины, вызвавшие эти движения, в общем можно объяснить и наследием, доставшимся Петру I от эпохи отца царя Алексея Михайловича и царевны Софьи.
Впрочем, практически все основные направления как внешней, так и внутренней политики также достались ему от предшественников, включая и главное дело его жизни – Cеверную войну со Швецией, позволившую России выйти к Балтийскому морю.
Именно в ходе этой войны Россия полноценно и на равных стала принимать участие в делах Европы, выйдя по своему влиянию на один уровень с Францией, Англией, Австрией и заняв в «клубе великих держав» место Швеции.
Однако путь к этому оказался достаточно долгим и тяжелым, и, проходя его, Петру I не раз приходилось совершать действия, которые внешне казались если не откровенно противоречащими интересам России, то направленными, скорее, на удовлетворение капризов ее сомнительных союзников. Однако, идя тем же союзникам навстречу и зачастую жертвуя ради них жизнями своих соотечественников, царь все же всегда имел в виду серьезную стратегическую перспективу, так что в конечном счете каждая из принесенных им жертв оказывалась оправданной, по крайней мере, с позиций макиавеллиевского принципа: «Цель оправдывает средства».
Романовы и Габсбурги. Начало романа