Нерв

Я чувствую то же, что Даниэлла, – мне очень не хочется трогать предохранитель, хочется направить пистолет куда-то еще. С другой стороны, если случится что-то ужасное, мне нужно будет защищать себя. И друзей. Затаив дыхание, я провожу пальцем по ребристой выпуклости в задней части пистолета. Клик.

Верхняя губа у Микки начинает блестеть, раньше этого не было. Прекрасно. Глаза у меня застилает красный туман.

– И сколько нам так сидеть? – спрашивает Иэн срывающимся голосом.

НЕРВ не отвечает.

Иэн говорит:

– Все, что нам сказали – снять оружие с предохранителя, но ничего насчет того, как долго мы должны держать их на взводе. Эту часть задания мы выполнили, так что давайте поставим пистолеты на предохранитель и опустим оружие, прежде чем произойдет какая-нибудь глупость.

Сэмюэль кивает. Хотелось бы мне, чтобы он хоть что-то сказал.

Мы все смотрим на экраны, ожидая, что НЕРВ вот-вот вмешается.

Иэн переводит взгляд на игроков по ту сторону стола.

– Давайте, я досчитаю до трех, и мы сделаем это одновременно? Давайте прекратим это, пока не поздно.

Он делает вдох.

– Раз.

Джен взглядывает на Микки, подняв брови, которая ни на секунду не отводит от меня взгляда.

– Два.

По спине у меня ползут капли пота. В комнате тихо, музыки нет, даже мебель не скрипнет.

Иэн набирает в грудь воздуху. И что, только мы одни собираемся это сделать? У меня никак не получается вдохнуть поглубже; кажется, я могу потерять сознание в любую секунду.

– Три.

Я сдвигаю пальцем рычажок, но еще до того, как раздается «клик», в глазах у меня темнеет. Нет, это в комнате погас свет. Резкие вспышки. Крики. И выстрелы.

Восемнадцать

Я инстинктивно пригибаюсь. Пистолет скользкий и тяжелый, и все же я продолжаю удерживать его на спинке сиденья высоко над моей головой. Сердце колотится, будто хочет выпрыгнуть из груди, а когда ко мне возвращается слух, я понимаю, что играет музыка – такая, какую крутят на деревенских танцульках. Йо-хо! У кого-то явно нелады с чувством юмора.

Правая рука затекла так, что я почти ее не чувствую, и я медленно опускаю оружие на пол, хотя чувствую сильный соблазн просто бросить его. Но мне еще, может быть, придется защищаться от всех этих других пистолетов, которые – я уверена – все еще направлены на меня, даже в темноте.

– Все живы? – тихо спрашиваю я темноту. Меньше всего хочется напугать кого-нибудь так, что опять начнется стрельба.

Слева от меня Иэн говорит «Да».

Я повышаю голос, стараясь перекричать бренчание банджо.

– Томми? Сид?

В дальнем углу комнаты раздается шорох, а потом голос Сидни, который всегда звучит ясно, произносит:

– Мы в порядке.

Я облегченно вздыхаю.

– А насчет нас ты узнать не собираешься? – вкрадчиво спрашивает Микки.

– Уж наверное ты жива, ведь я не стреляла.

Микки раздраженно фыркает.

– Ага, ну конечно, ты этого не делала. Значит, это твой сладкий мальчик по нам палил?

Я слышу, как Иэн пошевелился.

– Нет, некоторые тут умеют контролировать пальцы, когда они на курке.

Тай гогочет.

Тут раздается голос Сэмюэля, в первый раз, как мне кажется, за много часов.

– Было пять выстрелов. Я не стрелял. Рядом со мной тоже выстрелов не было. Так что это должны были быть вы, ребята.

В голосе Иэна слышится гнев:

– У меня ствол холодный; хотите – подойдите и проверьте.

Разумеется, Микки не может не добавить:

– Уж конечно у него ствол холодный, как и полагается при фригидной подружке.

Интересно, она думает о чем-нибудь, кроме секса? И почему она просто не признает, что не выдержала и начала стрелять? Вот только…

До меня доходит, что есть еще одна возможность, и меня начинает трясти от бешенства.

Я прочищаю горло, чтобы мои следующие слова прозвучали так же ясно, как у Сидни:

– Может, это НЕРВ стрелял? Или, может, они напустили сюда пороховой дым через вентиляцию, а выстрелы – просто запись. В любом случае они хотели напугать нас так, чтобы кто-нибудь выстрелил. Вы что, ребята, не понимаете? Это конец.

Все на минуту замолкают. Они же должны понимать, что мое предположение – это самое вероятное.

Иэн говорит:

– В темноте – да еще эти вспышки! – невозможно было понять, кто стреляет, а кто – нет.

Джен, всхлипывая, произносит:

– Уроды! Да включите уже свет! По-любому ваша публика в темноте ничего не увидит.

Надо же, никогда не подумала бы, что она способна расплакаться. Но я бы и про себя не подумала, что смогу размахивать пистолетом.

– Пахнет, будто кто-то обоссался, – замечает Тай.

Действительно, к запаху пороха и попкорна примешивается запах аммиака.

НЕРВ, должно быть, производит какие-то манипуляции с освещением, потому что я начинаю различать контуры рук, хотя никакого света не видно. Я сажусь, чтобы нос оказался подальше от этого мерзкого ковра. И еще для того, чтобы попытаться разглядеть что-то в полумраке: диванчики, покачивающиеся головы, которые тоже меня рассматривают. Кофейного столика не видно, но, в конце концов, удается рассмотреть толстые тросы, которыми он крепится к потолку.