Несбывшийся ребенок

Зиглинда кивнула, не сводя глаз со своей сумки. Сколько уже было таких историй: крестьяне натыкались на неразорвавшиеся бомбы во время пахоты, экскаваторщики поддевали их ковшами, рыбаки доставали из сетей. Рабочий подорвался на мине во время прокладки дороги. Мальчику оторвало руку при взрыве гранаты. Пятьдесят лет ничего не значат: эти твари все еще живы.

— Устроили тут спектакль! А ведь я обещал сводить внука в зоопарк. У него день рождения.

Зиглинда снова кивнула и мысленно стала перебирать содержимое сумки: одна расческа, одна зубная щетка, один тюбик зубной пасты, одна ночная рубашка, одна смена белья, два журнала с кроссвордами, два бутерброда с сыром, апельсин, шоколадка, карандаш. У меня есть все необходимое, говорит она себе. Все здесь. Я ничего не забыла.

— Со стеной было лучше, — не унимался сосед. — А теперь никуда не доберешься! Все перекопано!

В этот раз тревога оказалась ложной: проржавевшая тварь уже никому не могла причинить вреда. Зиглинда вернулась домой, и двуликий город зажил своей обычной жизнью — без обезлюдевших улиц, запертых школ и закрытых окон, без взрывов, разбрасывающих фонтаны брызг, и любопытных зрителей, аплодирующих, как во время фейерверка.

Зиглинда вновь вспомнила о звонке из Государственного архива. Ей предложили принять участие в восстановлении материалов Штази[32], обнаруженных недалеко от Нюрнберга: шестнадцать тысяч мешков, шестьсот миллионов обрывков. Тогда Зиглинда не стала отправлять заявку на участие: перспектива уехать из Берлина, оставить привычную работу в архиве и налаженную жизнь с Джонатаном нисколько ее не прельщала. Но теперь, подумала она, теперь я свободна, и, пожалуй, эта работа как раз для меня. Джонатан часто дразнил ее за любовь к кроссвордам и за способность полностью отключаться от всего происходящего. Бывало, он приписывал ей на полях дополнительные задания, когда она не видела: «пять по горизонтали — имя твоего мужа (8 букв)». Или подчеркивал определенные слова в словарях, разложенных по всему дому: «социофоб», «одержимость». Однако он никогда не трогал ее пазлы, разложенные на обеденном столе по цветам вокруг готовых фрагментов гор, парусников и водопадов. У нее был талант, Джонатан это признавал: даже облака и кроны деревьев складывались под ее пальцами будто сами собой.

Зиглинда планировала, что после выхода на пенсию у них с мужем будет впереди еще не меньше двадцати счастливых лет, и они потратят их на музыкальные концерты и путешествия по местам из пазлов. Убери все его вещи, советовали друзья. Так будет легче. Жизнь продолжается. Несколько месяцев подряд она не решалась, а теперь принялась за дело: открыла шкафы и ящики, сложила вещи в коробки, выгребла из тумбочки лекарства, сняла пальто с вешалки, выбросила зубную щетку и мыло. Главное начать, говорили ее друзья. Час или два — и все кончено. Во всяком случае, он не мучился. Ушел быстро. Сердечный приступ застал его в собственной кровати. Не каждому так везет!

В глубине шкафа Зиглинда нашла старый протез, еще из тех времен, когда они познакомились в «Рези». Минуло почти сорок лет. Находка белела в сумерках, прохладная и мягкая на ощупь, почти как настоящая. Зиглинда тихо прикрыла дверцу.

На следующий день она подала заявку в Государственный архив. Смена обстановки не помешает. Надо сдать квартиру и запаковать все ценное. Да и к тому же это не более чем на пару лет, только до пенсии. Нужно же кому-то собирать разрушенное и восстанавливать справедливость.

* * *

Это должно быть очень интересно, поддержали ее друзья, предстоит раскрывать всякие тайны. Я даю подписку о неразглашении, сказала Зиглинда. Конечно-конечно, согласились друзья, информация наверняка очень важная. Повисла пауза. Зиглинда подтвердила, что так и есть, информация строго секретная. Опять пауза. Понятно.