Несчастья невских берегов. Из истории петербургских наводнений

23 сентября, вторник, № 217. – «Данные Главной Геофизической обсерватории о погоде: температура воздуха от 15 до 7 градусов, уменьшение облачности, возможны отдельные дождевые шквалы западной четверти. Вода в Неве до 4-х футов (122 см) выше ординара».

24 сентября. «За работу по-революционному за излечение Ленинграда от наводнения!… Петропавловская крепость покрыта водой на 2 аршина (71 см). К 12-ти ночи 23-го – Нева в берегах! Комсомольцы без штанов, с ботинками на плечах, по пояс в воде, спасли три десятка тонувших, хохочут. Магазинные очереди, толпа шумит. Всполошенный город, как на войне. Около 5-ти часов на Васильевском острове мальчонка гонит домой запоздавших с пастбища коров, плачет, не знает, как добраться до двора… В городе введено военное положение».

25 сентября. «Сплоченными пролетарскими рядами навстречу слепому врагу! Колоссальный урон! Охрана складов и рынков производится красноармейскими частями. Обязательное постановление Ленгубисполкома: спокойствие и порядок! Ленинград обеспечен провизией! Ленинград на посту! Рабочая солидарность! С революционной энергией, с героическим напряжением сил – за неустанную работу по восстановлению Ленинграда! С 20-ти часов снято военное положение».

26 сентября. «Корабль Октябрьской революции, пролетарский Ленинград подвергся слепому неожиданному бедствию. Первая задача – снабжение продовольствием. Благодаря большим запасам – задача вполне разрешимая. Для пополнения запасов получено 50 тысяч пудов муки и разрешено Ленсовету выпустить на рынок необходимое количество масла и сахара из госзапасов. Все население целиком поддерживает все мероприятия местной власти. Все уверены, что удастся быстро и решительно залечить раны Ленинграда».

Недавно опубликованы воспоминания очевидца наводнения Михаила Михайловича Ермолаева (1905—1994) – профессора, доктора геолого-минералогических наук, известного географа и полярника, замечательного человека. Ермолаев – один из многих энтузиастов, представителей первого поколения советских исследователей Арктики. Участник многих экспедиций и зимовок. Во время Международного полярного года в 1932—1933 гг. возглавлял известную полярную станцию в Русской Гавани на Новой Земле. Его плодотворная работа была прервана, как и многих других, необоснованным арестом в 1938 г. и ссылкой в Воркутлаг. Трагические события не сломили Михаила Михайловича. В нечеловеческих условиях он боролся и искал, не находил и не сдавался. Ему сократили срок за разработку нового метода строительства железных дорог в условиях вечной мерзлоты. В 1960-х автор сих строк часто общался с Михаилом Михайловичем на географическом факультете ЛГУ и, хотя не работал с ним и не учился у него, стал свидетелем его замечательных качеств. Порывистый, остроумный, жизнерадостный, всегда занятый, но и внимательный к другим, он привлекал к себе, с ним можно было поговорить о науке и жизни, задать любой вопрос. Его «одиссея» была известна немногим, трудно было поверить, что он познал несправедливые жестокие репрессии… Вечная память дорогому Михаилу Михайловичу! Ему слово:

«В 1924 году я работал лаборантом в полярной экспедиции, которая затем превратилась во Всесоюзный Арктический институт. В Ленинграде мы располагались в старинном, конца XVIII века, небольшом трехэтажном здании на Васильевском острове, одним фасадом выходившем на Большой проспект (тогда проспект Пролетарской победы. – К. П.), другим – на Первую линию. Работа моя мне нравилась, я гордился названием „лаборант“ и доверием товарищей. В тот памятный день, 23 сентября 1924 года, с самого утра дул порывистый, постепенно усиливающийся ветер, достигший во второй половине дня ураганной силы. Мне предстояло ночное дежурство. Что-то на душе было тревожно, не работалось. Я подошел к окну, выходившему на Большой проспект. То, что я увидел, меня поразило!

Со стороны Большой Невы поднималась вода. Она приближалась медленно, но неудержимо, пройдя уже большую часть расстояния от набережной до нашего дома, под окнами которого на трамвайной остановке толпились люди. По моим соображениям, трамвая из Гавани ожидать было бесполезно, а следовательно, и надеяться перебраться с Васильевского „на материк“ через Большую Неву. Нужно попытаться добраться до противоположного конца Первой линии, до Тучкова моста через Малую Неву на Петроградскую сторону, где жили мои родные. Я кинулся к телефону, чтобы позвонить маме: ей нельзя волноваться. Но телефон молчал. Несколько минут спустя перестала работать и силовая, а за ней и осветительные линии. Выключил на всякий случай главный рубильник, опечатал все лаборатории, отдал ключи „генеральному сторожу“ татарину Дильмальдину и выбежал на улицу.