Читаем Несчастливое имя. Фёдор Алексеевич полностью

Черкасская была переполнена людьми сверх меры. Вода, обступившая станицу, не давала людям поставить шалаши за её пределами. Много народу принять не могли. Это ещё больше злило людей, а круг и так гудел, недовольный делами старшины и атаманов.

   — Переизбрати Корнила Яковлева, не нужен нама такой войсковой атаман, готов продати за подачки из Москвы, — горланили казаки.

Сабли готовы были вылезти из ножен, с того Корнил был сама покорность:

   — Што вы, хлопцы, когда я вас продавал?

   — Разина отвёз, Уса выдал, Воробья и того отдал.

Казаки зашумели, бросились на атамана и стали избивать его. Бунчужный атаман Родион Калужанин кинулся заступаться за войскового атамана. Его хотели убить, но ни убежал к воротам, отмахиваясь ножом, прыгнул в баркас и, переправившись через разлив, бежал в лагерь к воеводе Хованскому, где стояли государевы ратные люди, конный стрелецкий полк полковника Косагова.

Круг порешил снять с атаманства Корнила Яковлева, а взамен выбрали Михайла Саморенина. Кошевого атамана Фрола Минаева предупредили, что если он будет потворствовать боярам, то и ему рёбра посчитают. Среди заводил был и разинец Сенька Буянок, и низовский есаул Григорий Разгультяй.

На следующий день на войсковой круг пожаловал князь Пётр Хованский с десятком офицеров, Калужанин прибыл вместе с ним. Трусом он не был. Однако круг орал ещё больше и злее, перейдя на мат, ругая всех, кроме что юного царя, считая, что бояре до него не доводят нужд казачества. Когда же Хованский сам обратился к кругу со словами:

   — Пора прекратити бузу, продвигаться в степь, мы начнём строить городки, а вы будете в них сидети и будете получати государево жалованье.

Буза поднялась ещё сильнее, вперёд вышел Сенька Буянок:

   — Хотя бы нам государь положил жалованья и по сто рублей, то и тогды мы в городках сидеть не хотим. Рады мы за великого государя померети и без городков: в городки надобно людей, тринадцать тыщ, а нас всего на реке только тысяч с шесть.

Сенька врал, Дон мог дать десять тысяч казаков. Хованский посмотрел на говорившего:

   — А также государь приказывает выдать вора Сеньку Буянка.

Казаки зашумели ещё сильнее. Избитый Корней Яковлев вышел вперёд:

   — Сенька Буянок — известный баламут, нельзя из-за него с государем ссоритси.

Но крик поднялся вновь, не давая старшине говорить:

   — Подвадилси ты нас в Москву возити, будто азовских ясырей[145], будет с тебе и той удачи, што Разина отвёз. Если Буянка отдать, то и до остальных казаков присылки из Москвы ждати можно будет.

В круг выступил Родион Калужанин и стал убеждать:

   — Из-за одного человека вы повеление великого государя презираете. Вспомните, што вы гутарили, лёжа в камыше под каланчами? Што надобно на Ерке городок поставить, будто он Азову вместо осады, а казакам на море будет путь свободный. По энтим вашим словам, будучи на Москве, я великому государю известил, а теперь у вас во всём непостоянство.

Фрол Минаев подошёл к другу и закивал головой, и сразу вновь на обоих поднялись крики:

   — Вы энтим выслуживаетесь, берёте ковши да соболи, а Дон разоряети. Тебя, Фролка, растакую мать, на руку посадим, а другою раздавим.

Не слышно было одного нового атамана Михайлы Саморенина, хотя бы слово сказал и унял казаков, а те, видя попустительство, орали ещё больше. Вперёд вышел полковник Григорий Косагов. Невысокий, с небольшой русой бородой, всегда сдержанный, он был офицером, на чьи плечи всегда перекладывались все самые тяжёлые обязанности.

   — Конечнова, если кучей навалитьси, то сто человек всегда десять побьют, не разбирая, правы они или нет. А вот еслива по-честному, один на один, то ещё поглядети надоть будет.

Круг притих, вперёд вышел Григорий Разгультяй:

   — Ты шо ж мыслишь, один саблею махати можешь?

   — Пошто ж, на Дону саблю каждый сызмальства держит.

Круг расступился. Два Григория, полковник и есаул, вступили на освобождённое место. Косагов был на полголовы ниже Разгультяя. К тому же узкий стрелецкий кафтан более сдерживает в размахе. Сабли скрестились. Удар, удар, выпад. Полковник медленно отступал по кругу. Есаул радостно напирал, но уже в первые минуты сбил дыхание. Ещё немного, и он уже дышит открытым ртом, пот сбегает по его щекам. Быстрый скачок назад Косагова, потом рубящий удар по прущему напролом, и голова Раз гультяя скатилась к ногам казаков. Прошло всего несколько минут. Наступившая тишина сбавила пыл, и Буянка забрали почти без сопротивления. А через два дня воевода князь Хованский ехал с ним в Москву.

Перейти на страницу:

Все книги серии Романовы. Династия в романах

Похожие книги

Оптимистка (ЛП)
Оптимистка (ЛП)

Секреты. Они есть у каждого. Большие и маленькие. Иногда раскрытие секретов исцеляет, А иногда губит. Жизнь Кейт Седжвик никак нельзя назвать обычной. Она пережила тяжелые испытания и трагедию, но не смотря на это сохранила веселость и жизнерадостность. (Вот почему лучший друг Гас называет ее Оптимисткой). Кейт - волевая, забавная, умная и музыкально одаренная девушка. Она никогда не верила в любовь. Поэтому, когда Кейт покидает Сан Диего для учебы в колледже, в маленьком городке Грант в Миннесоте, меньше всего она ожидает влюбиться в Келлера Бэнкса. Их тянет друг к другу. Но у обоих есть причины сопротивляться этому. У обоих есть секреты. Иногда раскрытие секретов исцеляет, А иногда губит.

Ким Холден , КНИГОЗАВИСИМЫЕ Группа , Холден Ким

Современные любовные романы / Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза / Романы
Чудодей
Чудодей

В романе в хронологической последовательности изложена непростая история жизни, история становления характера и идейно-политического мировоззрения главного героя Станислауса Бюднера, образ которого имеет выразительное автобиографическое звучание.В первом томе, события которого разворачиваются в период с 1909 по 1943 г., автор знакомит читателя с главным героем, сыном безземельного крестьянина Станислаусом Бюднером, которого земляки за его удивительный дар наблюдательности называли чудодеем. Биография Станислауса типична для обычного немца тех лет. В поисках смысла жизни он сменяет много профессий, принимает участие в войне, но социальные и политические лозунги фашистской Германии приводят его к разочарованию в ценностях, которые ему пытается навязать государство. В 1943 г. он дезертирует из фашистской армии и скрывается в одном из греческих монастырей.Во втором томе романа жизни героя прослеживается с 1946 по 1949 г., когда Станислаус старается найти свое место в мире тех социальных, экономических и политических изменений, которые переживала Германия в первые послевоенные годы. Постепенно герой склоняется к ценностям социалистической идеологии, сближается с рабочим классом, параллельно подвергает испытанию свои силы в литературе.В третьем томе, события которого охватывают первую половину 50-х годов, Станислаус обрисован как зрелый писатель, обогащенный непростым опытом жизни и признанный у себя на родине.Приведенный здесь перевод первого тома публиковался по частям в сборниках Е. Вильмонт из серии «Былое и дуры».

Екатерина Николаевна Вильмонт , Эрвин Штриттматтер

Проза / Классическая проза