Несчастливое имя. Фёдор Алексеевич

   — Долгонько вас ждать приходится, милостивцы, — выдавил из себя воевода. — Как думаете, выдюжим противу вора Стеньки?

   — Опереться не на ково, — спокойно ответил Андрей, присаживаясь на лавку.

Воевода спесиво сверкнул глазами, но смолчал.

   — Более-менее верных стрельцов князь Львов сдал Стеньке, а те, хто остались, при первом удобном случае сами перебегут, — продолжал Андрей.

   — Я же им деньги выдал.

   — Дал бы дня за два до вести, это бы в них боевой дух подняло, а так получилось, што ты их спужался, только меньше повиноваться будут.

   — Тогда кукиш им, а не вторую часть жалованья, — взревел князь, затем, посмотрев вновь на Андрея, спросил: — Делать-то што?

   — Грузить казну на «Орёл», цеплять к нему канатом «Медведь» и выходить в море.

Капитан Бутлер, ни разу за проведённый в Астрахани год не выводивший корабли в море, испугался:

   — Да Стенька ваш не посмеет на Астрахань пойти, чего ему тут делать.

   — Вишь, чё иноземец учёный говорит, а ты меня пужаешь. Посидим покаместь в Астрахани. Идите, — вымолвил он.

Выходя из воеводских хором, Андрей зло посмотрел в глаза Бутлеру и привёл цитату из Писания:

   — «И будеши осязая в полудни, яко же осязает слепой во тьме. И не поправить путей твоих. И будеши тогда обидем и расхищаем во вся дни, и не будет помогай тебе».

Махнув рукой, он направился к пристани. Был уже вечер, но темнеть должно было ещё не скоро. Откуда-то из-за угла выскользнул Савелий Сивой. Андрей взглянул в его суровое лицо:

   — Зайди в казарму, забери прибывших с нами стрельцов и десяток солдат и отправляйся на «Медведь», я тамо буду.

Сивой угрюмо кивнул головой и, заткнув руки за кушак, направился к казармам. Андрей спустился к пристани.

Офицеров на «Орёл» и «Медведь» доставляла отдельная лодка. Не став её дожидаться, он достиг борта вместе с подоспевшим Сивым, с солдатами и стрельцами.

Поднявшись на палубу, он сбросил кафтан и улёгся на нём. Поворочавшись с боку на бок, Андрей приподнялся, зачерпнул ковшом воды из кадки, выпил и опять улёгся, но сон не шёл, что-то томило душу. Он вновь поднялся. По течению к Астрахани шли струги, виденные Андреем месяц назад.

— Вота она длань Господня, дождались, Сёмка Львов Стеньку Разина ведёт Астрахань ему сдавать. Вот и не придёт. — Повернув голову, он заорал: — Савелий, поднимай стрельцов, заряжай пушки, Стенька пришёл.

Заспанные стрельцы вскакивали как полоумные. Один из солдат ударил в барабан. Было заметно, что суматоха поднялась и на «Орле» и на пристани. Возле пушки «Медведя» встал сам Андрей. Струги под парусом неслись по течению прямо на них. Андрей скомандовал, пушки изрыгнули пламя. Две передние струги разлетелись в щепки. Пушки «Орла» молчали, молчали и пушки города. Андрей красочно выругался.

С «Медведя» дали второй залп, но струги со всех сторон облепили баржу. Сейчас бы залп с «Орла» в это скопление, но «Орёл» молчал. Андрей видел, как казаки полезли на борт. Видел, как Сивой прыгнул в воду. Потом один из нападающих ударил его древком пики по голове, и он упал на палубу. Когда Андрей пришёл в себя, он был уже на берегу, его куда-то тащили разъярённые казаки. Над речной гладью светились огромными огненными факелами корабль «Орёл», баржа-галера «Медведь» и яхта «Царёва».

Нахохлившись от неудач, Артамон Матвеев шёл в сторону Земского приказа[88], прямо через хаос торговой площади, и сосредоточенно разглядывал людей, не обращавших на него внимания. В пёстром мельтешащем месиве кипели страсти, сливались в одно большое лоскутное одеяло рубахи и опашни, охабни и кафтаны, топтали друг друга сапоги и лапти, водили свой пьяно-замысловатый хоровод неопохмелившиеся мужики с синюшными лицами. Здесь пили пиво, били в бубен, спорили и ссорились, торговали и торговались, плясали и, крича, бежали вместе со всеми за облезлыми медведями на цепи. Пьяный скоморох приставал к гулящей, подвыпившей жёнке, предлагая половину дневного заработка, а грязный мальчуган в не стиранной недели две рубахе пытался утянуть мамку домой.

Матвеев вошёл под тень наугольной башни, к наглухо закрытым Космодемьянским воротам. Из-под арки вышел дьяк Посольского приказа Семён Алмазов, точная копия своего младшего брата Андрея, крестник Сергея Матвеева.

   — Дела плохи, Артамон Сергеевич, боярин Лаврентий Ордын-Нащокин уговаривает заключить долгий мир с Польшей. А для ентого, он говорит, можно и Киев полякам возвернуть.

   — Ежели Киев отдадим, гетман Дёмка Многогрешный к полякам побежит, а ежели Дёмка перебежит, меня с Малороссийского приказу сымут. Надоть чтой-то удумать.

Разговаривая, они шли вдоль стены, затем свернули к церкви Святого Георгия, Артамон оглядел двух старух и калеку без руки на паперти. Чуть ниже от притвора сидели слепые.

Они задирали к невидимому небу лица, тянули во все стороны руки и что-то пели.

   — Если б ты ведал, как мне не хватает твово брата сейчас на Москве, — выдохнул Матвеев.

   — Да чой-то ни слуху ни духу о нём, кабы чаво не стряслось.

Матвеев заглянул в переулок: