Несчастливое имя. Фёдор Алексеевич

Воеводские палаты, построенные ещё во времена Ивана Грозного, были одноэтажными, приземистыми, массивными и имели окна-бойницы. Воевода князь Иван Семёнович Прозоровский с братом Михаилом и сыном Борисом-старшим стоял на крыльце.

   — Куды ведёшь, пёсий сын, — заорал воевода на десятника, покраснев. — Велено было всех сомнительных людишек вести к стрелецкому голове, а не ко мне.

   — Так то-де говорит, стрелецкий сотник из Москвы, с грамотой до воеводы.

Прозоровский, подбоченясь, внимательней посмотрел на Андрея:

   — Хто таков?

   — Дворянский сын Андрей Алмазов.

   — Хо, отца твово Алмазку я хорошо знавал, грамота где?

Андрей вынул из-за пазухи скрученный лист бумаги, подал воеводе. Тот развернул, начал читать, не дочитав, поднял голову.

   — Только по зорьке младшего воеводу князя Львова со стрельцами отправил вора того Стёпку ловить. Споймает, — самодовольно сказал князь.

Андрей поёжился, но решился:

   — Князь Семён Львов ярый мздоимец, за што на государевом дворе кнутом бит был. Мать родную за денежку продаст. Предложит ему Стенька серебра, он и сдаст стрельцов.

   — Пёсий сын, — заорал воевода своё привычное ругательство. — Как смеешь ты осудить? Кто ты еся? Червь. Князья Львовы не тебе чета. Пошёл вон с глаз моих долой. — И, уже сбавив пыл, добавил: — Десятник, отведи его к стрелецкому голове.

   — Сенька Львов, видать, и Прозоровского приучил хапать, а я с советами лезу, — еле шевеля губами, прошептал Андрей. — Молчал бы, дурак, за умного сошёл.

   — Ты чево тама себе под нос бормочешь, пёсий сын, али недоволен чем?

   — Это я, батюшка-воевода, молитву читаю, со страху.

   — А?! Ну иди с Богом.

Десятник отвёл его к длинному деревянному дому, где располагались десятка три солдат. Стрельцы жили в городе с семьями. Часть дома была отгорожена. В этом помещении собирались по утрам офицеры. Стрелецкий голова Иван Красулин, с утра сильно хмельной, не стал выслушивать Андрея, указав на лавку. Среди офицеров шёл ярый спор, и голова со смехом слушал его. Андрей неожиданно для себя признал в одном стрелецком сотнике Никиту Скрипицына, малоросса, о коем он ведал, что он тоже состоит в Приказе тайных дел. Он пошёл и сел на лавку рядом с ним:

   — О чём болясы точите? Вроде спорите.

   — И чё ж они хают?

   — Капитан Бутл ер байт, что мы як скоты, бабы и мужики у нас в банях сообча моются. А лейтенант Томас Бойль говорит, что, когда он ехал берегом, увидел, як девка тонет, и спас её, ни спасённая, ни её подруги наготы не стеснялись. Лейтенант же де Рон не верит, што у нас нет нешлющихся баб.

Андрей неожиданно для себя громко засмеялся, и спор сразу стих. Все посмотрели на него.

   — Чья бы овца блеяла, токо б не ваша, — произнёс он, в упор смотря на иностранцев. — У нас, можа, каки девки стыда и не имают. А у вас? Когда посол царя нашего Алексея Михайловича ближний боярин Прозоров прибыл во Аглицкую землю и начал о государственных делах говорить с кралем вашем Карлай Вторым, он, то бишь краль ваш, вопрошал, видал ли боярин, каки ляшечки у аглицких баб. А когда тот ответил «нет», подозвал ближнюю боярыню френсису Стюарт и приказал обнажиться. При виде её страмных голых рук и ног дьяки посольства выронили подарки, привезённые кралю. А посла стольника Петра Иваныча Потёмкина, когда он во Париж ехал, заставили на постоялом дворе деньги платить. Штоб не терпеть позорного убытку, он выехал в поле и раскинул шатёр. Рядом был каменный терем местной боярыни. Она пригласила его в гости, напоя винами фряжскими, не убоясь седин его бороды, водрузясь на него, токо бесовство творила, о коем на Руси и не слыхивали. А насчёт бань на Руси, так кажий, кто себя уважает и дом имеет, при доме и баню имеет. А у коих бани нет, у тех бабы, кои менее работают, моются в царёвых банях в четверг, а мужаки — в пятницу. Л кои бабы во пятницу приходют, то тожа моются, а не блудом занимаются, а чё вместя, то жизня заставляет, не грязным жа ходить.

   — Во нагутарил, — поднялся хорунжий городских казаков Аникита Валун, — аж камня на камне от немчуры этой не оставил, то мене люба.

Капитан Давид Бутлер, лейтенанты Томас Бойль и барон де Рон поднялись и демонстративно удалились.

   — А нехай идут, — крикнул вдогонку Аникита Балун, доставая из-под стола баклагу с наливкой.

Пока её разливали, Андрей с сотником Скрипицыным вышел во двор.

   — Ну и каково тут? — спросил он.

   — Хужей некуда. Воевода стрельцам жалованье почитай два года не платит, себе хапает. Те, на коих можно было положиться, со Львовым ушли. Оставшиеся, коли Стенька Разя прейдёт, сразу до его утекуть, а о городских казаках во главе с Аникитой и говорить не приходится. Стрелецкий голова Ванька Красулин так воеводу ненавидит, первой нож в спину воткнёт. Стрелецкие же сотники постоянно грызутся с тремя этими разряженными индюками, коих ты расчихвостил. На чё надеется, не ведаю.

Андрей махнул рукой:

   — Ну, тогда пойдём напьёмся со всеми вместя.

С тех пор как царь лично осмотрел оставшихся тридцать девиц и Наталья второй раз в жизни встретилась с ним глазами, в ней зародилась какая-то тёплая надежда.