Несчастливое имя. Фёдор Алексеевич

Не желая встретиться со всей семьёй, Фёдор на следующий день, по морозцу, отъехал на зимнюю охоту, соблюдая заведённый исстари обычай.

Стамбул жаждал мира. Потеряв в последнем Чигиринском походе неимоверно много людей — более трети войска — получив лишь развалины города, султан тоже решил искать мира с Русью. Но поскольку победителю было неловко заявлять побеждённому о таком своём желании, султан дал поручение валахскому гоподарю Иоанную Дуке быть посредником между двумя державами. Валахский господарь, получив столь важное поручение от своего высокого покровителя, вызвал к себе начальника охраны, ротмистра Билевича, поляка, хорошо знавшего и русскую и турецкую речь:

   — Ротмистр, по воле султана я поручаю тебе выехать в Москву и передать там, что султан готов принять посольство Руси, которое бы договорилось о мире между Портой и Русью.

Господарь спешил отделаться от этого дела.

   — По пути заедите в город Казыкермень, что в низовье Днепра, повидаетесь с гетманом Юрием Хмельницким.

   — Что я должен передать ему?

   — Ничего, ротмистр, ничего. Просто узнать, что это за человек. Почему турки в борьбе за Малороссию поставили на него?

   — Очевидно, из-за фамилии. Раз гетман был его отец, Богдан, и ещё каким гетманом, почему бы его булаву не передать сыну?

   — Разумеется, это имело место. Но пока турки именуют Хмельницкого гетманом всей Малороссии, у них не может быть настоящего мира с Русью. Ты понимаешь?

   — Да,государь.

   — Вот поэтому ты должен увидеть его. В Москве тебя обязательно спросят о Хмельницком, и ты должен знать, что им ответить. И отвечай о сём без лукавства: что увидишь, то и говори. Пусть сами решают. Если удостоишься чести приёма у великого государя, передай ему от меня поклон и искреннее поздравление с воцарением. Хотя, разумеется, я опоздал с этим. Но, увы, из-за войны не представилась возможность. А ныне вот ты с таким важным, а главное желанным для Москвы предложением можешь передать и моё почтение московскому государю.

В тот же день Билевич покинул Валахию и уже через сутки прибыл в Казыкермень, так и не поняв, город это или большое село. Десятка два-три татар и полсотни казаков являлись слабой защитой в случае нападения, совсем недавние события говорили, что такое возможно.

Мазанку гетмана малороссийского он нашёл почти сразу. Перед дверью стоял здоровенный казак с турецким ятаганом за поясом.

   — Сюды ходу нема, — сказал казак Билевичу.

   — Но мне нужен гетман Юрий Хмельницкий.

   — Гетман спит.

   — Так разбуди, уж скоро полдень.

   — Не велено беспокоить.

   — Я от султана, — начал выходить из терпения ротмистр.

   — А хошь бы и от Господа Бога, — ответил казак, подпирая перила крыльца. — Не велено, и годи.

Билевич уже намеревался уйти, как вдруг дверь хаты распахнулась, и на пороге в исподней сорочке появился Хмельницкий:

   — Хто туты посмел мене требовати?

   — Да вота пришёл якой-то. Гутарит, от султана, — сказал казак, отрываясь от перекладины.

   — Хто таков? — уставился мутным взглядом Хмельницкий на Билевича.

   — Ротмистр Билевич, — вытянувшись, по-военному рапортовал гость. — Хотел просить вашу милость принять меня, поскольку я еду с поручением султана.

   — Заходь, — сказал Хмельницкий, отступая внутрь избы, затем крикнул казаку: — Охрим, никого ко мене не пускать.

   — Слухаю, гетман.

Проходя мимо Хмельницкого, ротмистр почуял тяжёлый запах перегара, исходившего, казалось, от всего тела гетмана.

Они вошли в большую горницу, на столе, стоявшем в середине, громоздились неубранные миски и остатки закуски, бутылки. В горнице стоял устойчивый дух горилки и чего-то ещё прокисшего.

   — Гапка, дура чёртова, убери со стола.

Из угловой горницы вышла дородная женщина в малороссийской вышитой рубахе:

   — Што ж кричати? Сами ж ввечеру не велели убирати. А теперь дура.

   — Заткнись. Принеси горилки, да вареники не трожь.

   — Они же посохли.

   — Што ж, шо посохли. Горилкой размочим.

Женщина собрала и унесла грязные миски, воротилась с бутылью горилки. Хмельницкий налил горилку в две кружки, оставленные на столе, поднял свою:

   — Давай, ротмистр, за знакомство! — И, не дожидаясь Билевича, вылил горилку в глотку и тут же, ухватив рукой вареник, стал закусывать.

Билевич несколько помедлил, ему, привыкшему к виноградному вину, трудно было глотать эту жуть.

   — Ну шо ж ты, — подбодрил Хмельницкий. — Пей. Впрочем, постой, давай вместя.

Хмельницкий снова наполнил свою кружку, поднял её:

   — Ну, с Богом...

   — Давай, — согласился ротмистр.

На этот раз они выпили почти одновременно.

   — Ну што тама султан, рассказывай! — повеселев, попросил Хмельницкий.

   — Дело в том, Юрий Богданович, что я послан султаном договориться с Москвой о мире.

   — Они шо, белены тама объелись, — возмутился Хмельницкий. Снова налил себе и выпил. — Пошто со мной не посоветовались? Я им шо? С Москвой ниякого мира быти не може. Слышь? — сорвался он на крик, словно Билевич был виноват в решении переговоров. — Я вопрошаю теби, ты слышишь?

   — Слышу, гетман.

   — Сейчас Чигирин разрушен, можно итить прямо на Киев, а тама на Левобережье. А они «мир»! Я уж запорожцев сговорил, они за меня. Они ждут не дождутси, ягда я их поведу на Самойловича.