Несчастливое имя. Фёдор Алексеевич

С тех пор как стало очевидным, что Русь с Турцией мир заключит в любом случае, в Москву пожаловало несколько посольств: из Цесарии, Франции, Польши. Все требовали своего. Польша хотела заключения вечного мира с Русью, не когда-нибудь, а сейчас, чтобы удержать те несколько городов Украины, что остались за ней. Посол Франции герцог де Невиль часто встречался с князем Василием Голицыным, потому переговоры с Польшей откладывались. Русские послы Даудов и Тяпкин отсутствовали, пришлось из Пскова вызвать бывшего главу Посольского приказа старика боярина Ордын-Нащокина. Под его руководством заключили странный договор с Цесарией, по которому в случае продолжения войны с Турцией империя выступит против Порты в обмен на русскую помощь против Швеции.

Обозлённые таким договором Милославский, Одоевский и Голицын в начале октября прогнали Ордын-Нащокина обратно в Псков. Затем был снят глава Посольского приказа дьяк Ларион Иванов и на его место поставлен Никита Иванович Одоевский. Но и это не решило проблемы.

Польские послы паны Бростовский и Глинский, вместо вечного мира, стали настаивать на продолжении войны с Турцией, объявив, что их король разорвёт мир с султаном, если царь обяжется соединить свои войска с польскими и давать королю ежегодно на военные издержки по крайней мере двести тысяч рублей. Дума не согласилась на последнее условие, и дело отложили.

В это время вернулись послы из Турции. Даудов привёз грамоту от великого визиря, который требовал присылки «верного посла с подлинным и правдивым словом». Визирь приглашал отправить того посла в Крым для ведения мирных переговоров через крымского хана. К грамоте прикладывались условия мира, выдвигаемые Турцией, прочитав которые уже сам государь без думы отложил посылку посла в Крым до июля следующего года.

Напряжение нарастало. Дума заседала каждый день по одиннадцать часов, а дело не двигалось с мёртвой точки. Посоветовавшись с послом Тяпкиным, государь направил дьяка Емельяна Украинцева к гетману Самойловичу узнать его мнение. Дьяк вернулся через неделю, привезя письмо, в котором писалось: