Несчастливое имя. Фёдор Алексеевич

Он шёл к своей светящейся в деревне часовне излить душу, тихо ступая зелёными сапогами с загнутыми носами на зелёный мох и траву, лежащую пушистым ковром, машинально обрывая орехи с орешни и складывая в карманы кафтана, когда тишину прорезал сумасшедший перезвон бубенцов. Через мгновение на широкой дороге он увидел огромную колымагу, запряжённую шестёркой коней, которые рысью бежали ему навстречу. Вероятно чем-то напуганные, они понесли. Сзади скакали разодетые всадники и стрельцы. Между Андреем и каретой поперёк дороги лежала поваленная сосна. Встав на дыбы, лошади развернули карету наискось к поваленному дереву. Один из всадников смог ухватить лошадей под уздцы и повис на них так, чтобы его не могли достать копытами. Сделав несколько рывков, лошади остановились. Они дрожали, над мордами поднимался пар от их дыхания, а глаза были дикие, безумные. Всадник ещё какое-то время висел на узде, потом осторожно отпустил ремни. Животные не двигались с места, только фыркали и позванивали бубенчиками. Андрей сразу узнал прыщавого вельможу, остановившего лошадей, — это был царевич Пётр Сибирский. В это время дверца кареты открылась, и из неё выскочила сестра царя, царевна Татьяна Михайловна, которая сразу, размахивая руками, закричала на возничего:

   — Червь, раб, тебе уж раз пороли за то, шо ты не умеешь справлятися с конями, видать, мало.

   — Государыня, царевна, ну чаво я могу поделати, как везу во карете вас, чуть погоню, кони бесютси, не любят они вас, видно.

Царевна, выпучив глаза, в ярости заорала на стрельцов:

   — В плети его, смутьяна, в плети. Чаво удумал, царскую дочь кони не любят.

Стрельцы схватили возничего, свалили тут же у дороги и, не снимая кафтана, начали охаживать кнутами и нагайками. Удара с сорокового возничий испустил дух.

Смерть возничего ещё сильнее разъярила царевну, и тут ей на глаза попался Андрей.

   — Ты хто такой? — давясь слюной, зло спросила она.

Встав на колени, смотря в землю и не отпуская повод коня, Андрей ответил:

   — Стрелецкий сотник, приказа Матвеева, Андрей Алмазов, государыня-царевна.

   — А что деешь на лесной дороге?

   — Орехи собираю.

   — Бездельем мытаришься, вот ты и заменишь мене возничего.

   — На то воля твоя, государыня-царевна. Позволь коня в повод кому из стрельцов отдати.

   — Дозволяю.

Андрей встал с колен и отдал повод близстоявшему стрельцу. Успокоившаяся царевна внимательнее взглянула на него и неожиданно заговорила милостивым, бархатным голосом:

   — Мы следуема во Хотьковский монастырь, ко вечерней службе во честь преподобной Макрины-избавительницы. Дорогу-то ведаешь?

   — Да, государыня-царевна.

Андрей залез на козлы, царевна в карету, стрельцы отнесли в сторону сосну, и все тронулись в путь.

Хотьковский монастырь был крупнейшим в Московском княжестве, пока не появился Троицко-Сергиевский, туда-то и перебрались впоследствии большая часть монахов. А в опустевших кельях Хотьковского монастыря поселились монахини. Туда-то и гнал карету Андрей и прибыл на место задолго до службы.

Дым ладана кружился над серебряными кадилами священнослужителей.

Отец Евстафий медленно поворачивался к молящимся, держа в руках дароносицу.

Горят свечи, и Бог здесь соприсутствует — в частице святых даров, окружённой золотым сиянием. Вот вскакивает одна больная и направляется на причастие к отцу Евстафию, возле которого бросается на пол. Большинство болящих смотрят неподвижным взглядом на неё и на чудо-дароносицу с мощами. Две сестры-монахини стараются поднять неизлечившуюся больную, которая катается и колотит по полу руками. Отец Евстафий причащает её, а затем возлагает на неё руки, которые только что держали дароносицу. Огни свечи мерцают, отражаясь в его парчовом облачении, на котором выткан большой восьмиконечный крест. И странно, больной становится легче.

А служба и причастие всё продолжается. И царевна стоит здесь же, невдалеке от болящих. Андрей смотрел на неё. Странно, в Москве больных близко к Кремлю не допускают. Случайный слух о наговоре, за сглаз или подозрение в колдовстве на царскую семью — и десятки людей на дыбе. А тут царевна стоит среди болящих и не боится заразы, видно, думает, что святое место оберегает.

У выхода из церкви Андрея поджидал царевич Пётр Сибирский. Ревниво оглядев его с головы до ног, он гневно произнёс:

   — Государыня-царевна велела тебе быти старшим во ночном карауле со стрельцами. — Затем, помедлив, добавил: — Проведаю чаво, дело до царя не дойдёт — сам зарублю.

Андрей молча отошёл в сторону, зло смотря вослед царевича: «Да жди, как же, вершок прыщавый, буду я ждать, покедова ты саблю выхватишь. Я тебе быстрей шею сам сломаю».

Сзади приблизился стрелецкий сотник, Егор Обручев:

   — Пойдём, што ли, я теби людей выделю. Удача тебе выпала, ты, видать, царевне приглянулся. Может, она упросит царя, выйдешь в стрелецкие головы.

Андрей медленно поплёлся за Обручевым и вместе с ним проверил расставленных стрельцов, которые сторожили со всех сторон женскую часть монастыря.