Несчастливой любви не бывает (сборник)

И все бы ничего, стерпелось бы и так, если б не послан был матери сигнал свыше. Дело было так. Оказались они на своей даче сугубой осенью. Только учитывая дочкины наклонности, понятное дело. Приехали вечером. Улеглись без задних ног. А утром проснулись и сами не поняли – отчего. Ощущение первое, что от кошмара какого-то. Вроде – стрельба. С чего бы? Крик какой-то нечеловеческий прямо под окнами. Все три «бабочки», как они сами в шутку себя называли – бабушка, мать и дочь – выскочили на крыльцо. Утро только-только занималось. В траве вблизи дома некрасиво и нежизненно копошилось что-то пока живое. Пернатое. С ходу запоминался полный тоски глаз, клюв широко раскрытый, крыло вывороченное… Это живое кричало. Понятно было, что из последних сил. И понятно было, что кричать оно не хотело, хотело наоборот – затаиться. Но звуки вылетали сами собой, бесконтрольно.

У забора их хлипкого тем временем обнаружились люди и собаки. Числом несколько. Они выглядели как с иллюстрации в детской книжке про охотников и их любовь к природе: сапоги болотные, справные куртки, шляпы с перьями, ружья за крепкими спинами. Собаки культурные, не лают. Стоят навытяжку, только носы шевелятся: вдыхают последние признаки существования в этом мире того, что еще недавно было сильной вольной птицей.

У матери что-то произошло с сердцем – оно как будто загорелось. Ей стало страшно, что вместе с дыханием изо рта у нее будет вылетать огонь. И что он спалит все: и дачу, и траву, и охотников.

– Что надо? – крикнула она воплем умирающей у ее мирного дома птицы.

– Добычу хотим забрать, хозяюшка, – добрым тургеневским голосом сообщил охотник, терпеливо стоящий у калитки, не предпринимая никаких попыток вторгнуться на частную территорию.

– Почему стреляли? – крикнула мать, из последних сил зажимая внутри огонь сердца.

– Так сезон охотничий открылся, – широко улыбаясь, пояснил другой охотник, помоложе. – Мы все лесом, лесом. Не знали, что дом ваш рядом. Думали, вглубь ушли. А тут пес мой дичь поднял – ну и стреляли. Да вы не волнуйтесь так, мы теперь сориентировались, больше и близко не подойдем. Нам бы только свое забрать. Извиняемся, конечно, за беспокойство.

– Это не ваше!!! Вы убили!!! Живое!!! – задыхаясь от жара сердца, выкрикнула мать и рухнула рядом с подстреленной птицей.

Как часто человек рвет сердце по пустякам! Помучилась дичь всего ничего – и застыла как камень, будто никогда и не взмывала в воздух. А женщина из-за этого попадает в больницу и бредит, бредит, зовя мать и дочь:

– Не смей летать, они убьют! Не позволяй ей летать! Обещайте, что больше никогда!!!

Понятное дело, они обещали. А кто бы не пообещал после такого? Можно подумать, бабушка спала и видела, чтоб ее внучку ненароком подстрелили какие-то отморозки с охотничьей лицензией. А внучке, можно подумать, так и мечталось быть подбитой метким выстрелом ни с того ни с сего своими же братьями по разуму. И главное, в ушах стоял этот невыносимый звук. То, что не должна уметь издавать птица. Не пение, не клекот, не курлыканье, не щебетанье, не кряканье или фитьканье какое-то, наконец. Вопль к молчащим небесам. Такое лучше не слышать, если хочешь спокойно спать.

С надеждами прожить жизнь, как велит природа, было таким образом покончено. Далее все пошло по схеме. Как у всех. Куда-то пристроиться работать. Не выделяться.

Исхитриться выйти замуж, чтоб не повторять одинокую судьбу матери. Умудриться не обнаружить свое уродство перед мужем. Вымолить себе бескрылого ребенка. Все чтоб шло путем. Не хуже, чем у других. Чтоб мать радовалась правильно выбранному дочкиному пути. Вполне можно себя зажать, растоптать и забыть. У большинства получается. И пусть.

Принципиальное значение имело то, что замечательный бутуз, ее сын, вырос без материнских комплексов. Что они со своим отцом дружили не разлей вода. Что мать ее была спокойна за внука и его перспективы. Что жизнь проживалась не зря, не впустую, а со смыслом.

Она не летала много лет. Убедила себя, что не хочет. А как-то, оставшись одна на даче – надежно и уверенно одна, – поняла, что уже и не может. С трудом расправила слежавшиеся крылья, зная почти наверняка, что не взлетит, разучилась. И смысла не было пытаться. Был бы хоть кто-то, кому это было нужно, как ей когда-то. Неужели она на всем белом свете одна такая? Пора себе признаться в окончательной бессмысленности и непотребности собственного дара. И дожить по-честному, с уважением к себе. Настоящим человеком.

И все-таки на дачу тянуло. В сонное одиночество. В возможность хоть под потолок тяжело подняться, рискуя не совладать с собой и грохнуться, и не обойтись без посторонней помощи, и тогда – прощай тайна и достойная жизнь.