Несчастливой любви не бывает (сборник)

Едва успевает в храм к началу литургии. На путь истинный встала Анна Николевна совсем недавно. Все думалось – она своей жизни хозяйка, все, что захочет, сможет сама, ни у кого ничего не попросит. Беззаботной она была родительницей. А о чем заботиться, если дети народились активные, здоровые, кровь с молоком? Учились влегкую, плюс спортивные секции, плюс репетиторша по английскому, плюс детская музыкальная школа-семилетка. Успевали все без скрипа. Институты сами выбрали. Было чем похвастаться. Правда, объявлялись ни с того ни с сего тревожные сигналы. Да кто бы в ту пору это за сигналы принял? Так, глупость, одурь. Снилась ей, короче, бабушка. Не маленькая, как при жизни, а огромная. Голову приходилось изо всех сил задирать, чтоб в лицо вглядеться. Лицо было сердитым, темным. «Детоубийца! – возглашала бабушка, – в геенну огненную ввергаешь детей своих!» Голос звучал гулко, издалека. Наяву Анюта, конечно, поиронизировала, поинтересовалась бы, и кого это она, интересно, убила и с какой стати бабушка выступает. Но во сне почему-то цепенела и не находила нужных слов. По утрам она выкидывала все это из головы, наслаждаясь ежедневными хлопотами. И только потом, десятилетия спустя, поняла, в чем ее бабушка винила. С огромным опозданием стала всматриваться в души своих сыновей и с ужасом видела пустоту. У них все было благополучно. В смысле – по работе. Но от старшего почему-то ушла жена. Не к новому мужу, а в никуда. От полного материального благополучия. Вел он себя, оказалось, по отношению к ней несдержанно. То есть срывался. Бил. Не так, чтобы уж очень часто. Время от времени. Лидерствовал. Всегда любил быть главным. Ни перед чем не останавливался. Ну и наломал дров. Потом младший начал метаться, запил. Правда, работа пока не страдала, но если каждый вечер в грязь, то когда-то и не достанет сил выплыть. Вот тут-то Анна Николаевна и поняла свое бессилие и полное одиночество.

Почувствовала себя круглой сиротой. Принялась молиться Отцу Небесному о спасении дорогих ей душ.

«Хвали, душе моя, Господа. Восхвалю Господа в животе моем, пою Богу моему, дондеже есмь.

Не надейтеся на князи, на сыны человеческия, в нихже несть спасения».

Она уже многое сейчас понимает. Эх, пораньше бы! Пораньше к бабушке прислушаться. Но ничего! Ничего. Время пока есть. Молитва матери со дна морского достанет. Ведь так батюшка говорил. Значит, так и есть. Значит, успеет она вымолить своих детей от самой страшной напасти – душевной погибели.

Анна Николаевна выходит из храма в день Божий. Светло, суетно.

Так. Что там у нас дальше? Квартирный вопрос. Время от времени ходит Анна Николаевна по объявлениям о продаже квартир. Приглядывает варианты обмена. Это, конечно, очень и очень гипотетически. Квартира ее в любом случае не пропадет – приватизирована, завещана. Но мало ли что?

Вдруг такой вариант сказочный попадется, что не грех и при жизни с кем-то из своих чад съехаться. Дело это утомительное, и предпринимает его Анна Николаевна редко, в случае переизбытка жизненных сил и отсутствия гололеда. Конец осени – самое время. Летом все затихает – дача. Зимой – риск костей не собрать. Вот и надо успеть на переходе сезона в сезон набраться новых впечатлений. Для такого случая она переодевается в шубку, давний подарок покойника-мужа. Шубу положено выгуливать в холода для лучшей сохранности, но почем зря не таскать. Эти правила соблюдались ею многие года, и вот результат – мех как новенький, блестит, пушится.

Больше всего нравится ей осматривать квартиры в старых домах – конец девятнадцатого, начало двадцатого века. Мало их по Москве осталось. Часть реконструировали, значит, только фасад и пощадили так называемые реставраторы, атмосферу же уничтожили безвозвратно. Часть развалилась сама, смотреть слишком страшно на плоды деяний своего века. Поэтому, когда попадаются достойные внимания варианты, надо бросать все дела и идти на разведку.

В подъезде, как положено, смердит. Стены облуплены, лифт заплеван, надписи повсюду разоблачительные детским неустоявшимся почерком, рисунки скверные, впрочем, настолько уже привычные, что и пакостью не кажутся: все гармонично – телесные испражнения на горизонтальной плоскости, душевные – на вертикальной. Вроде и дверь с кодовым замком, а не спастись. Потому что болезнь – внутри. Маленькие жильцы дома самовыражаются. Что видят, о том и поют. Почему-то со старыми домами жильцы особенно безжалостны. До сих пор все отрекаются и отрекаются от старого мира, попирают воспоминания о другой жизни, топчут и топчут и так все давно уже затоптанное.

– Обратите внимание на перила. Ручная ковка, известный мастер, уникальный рисунок, – гнет свою линию настойчивая девушка-риелтор, – лестница мраморная, витражи.

– Так, так, – кивает Анна Николаевна.