Несчастливый город

— Ты всего лишь эгоистичный, расчетливый политикан! Ты готов увидеть Джима мертвым, а папу, маму, Нору, меня и остальных страдающими только ради собственной карьеры! Еще бы — это ведь громкое дело! Дюжины репортеров из Нью-Йорка, Чикаго и Бостона будут ловить каждое твое слово! Твое имя и фотография появятся везде. «Блестящий молодой прокурор Брэдфорд заявил, что его долг… Нет, это не для печати…» Ты просто паршивый охотник за рекламой!

— Мысленно я уже через все это прошел, Пэт, — без всякого гнева ответил Карт. — Полагаю, мне не стоит рассчитывать, что ты посмотришь на это с моей точки зрения…

— Оскорбленная невинность! — усмехнулась Пэт.

— Если я не выполню эту работу — откажусь или уйду в отставку, — ее выполнит кто-то другой. Кто-то, кто, быть может, будет куда менее расположен к Джиму. Но если обвинителем буду я, Пэт, можешь не сомневаться, что с Джимом обойдутся по справедливости…

Пэт выбежала из кабинета.

Напротив двери, с другой стороны коридора, ее терпеливо поджидал Квин.

— О, Эллери!..

— Поехали домой, — мягко предложил он.

Глава 21 ГЛАС НАРОДА

«Аве, Цезарь!» озаглавила Роберта Робертс свою колонку в газете от 15 марта.

«Тот, которого будут судить и могут приговорить к смерти, обнаруживает, что против него даже сама судьба. Суд над Джимом Хейтом начинается в Мартовские иды[46] под председательством судьи Лайзендера Ньюболда в здании суда округа Райт. Это случайно или намеренно? Глас народа яростно вопиет, а в более холодных головах создается впечатление, что судебный процесс по делу об убийстве Розмэри Хейт и попытке убийства Норы Райт-Хейт собираются превратить в зрелище на потеху толпе».

Все подтверждало это мнение. С самого начала в городе слышался ропот, от которого кровь стыла в жилах. Шеф полиции Дейкин потихоньку признался назойливым репортерам, что испытывает «огромное облегчение» из-за того, что заключенного не понадобится везти по улицам города, поскольку окружная тюрьма и окружной суд расположены в одном здании. Люди пребывали в такой ярости, что можно было подумать, будто их ненависть к предполагаемому отравителю вдохновлена фанатичной преданностью семейству Райт. Но к Райтам они испытывали те же чувства. Дейкину пришлось поручить двум детективам сопровождать семью в здание суда и домой. Но, несмотря на это, мальчишки швыряли в них камни, шины их автомобилей оказывались таинственным образом исполосованными, а на корпусе появлялись бранные слова. Только за один день нервный почтальон Бейли доставил им семь анонимных писем с угрозами. Джон Ф. молча передал их в офис Дейкина. Патрульный Брейди задержал старого пьянчугу Эндерсона, который стоял посреди лужайки Райтов, обращаясь к безответному дому с монологом Марка Антония[47] из первой сцены третьего акта «Юлия Цезаря».[48] Чарли Брейди спешно доставил мистера Эндерсона в участок, покуда тот продолжал вопить: «Прости меня, о прах кровоточащий, что кроток я и ласков с… ик… палачами!»[49]

Герми и Джон Ф. выглядели удрученными. В суде вся семья сидела рядом, «единой фалангой», с неподвижными шеями и бледными лицами. Лишь иногда Герми демонстративно улыбалась, глядя в сторону Джима Хейта, а потом поворачивалась к переполненному залу и вскидывала голову, словно говоря: «Да, мы поддерживаем его, вы, жалкие зеваки!»

Было много недовольства по поводу того, что обвинение представляет Картер Брэдфорд. Фрэнк Ллойд в ехидной передовице выразил «неодобрение» от имени «Архива». Правда, в отличие от судьи Илая Мартина Брэдфорд прибыл на роковую вечеринку в канун Нового года после отравления Норы и Розмэри, поэтому не являлся участником или свидетелем происшедшего. Но Ллойд указал, что «наш молодой, талантливый, но иногда чрезмерно эмоциональный прокурор долгое время поддерживал дружеские отношения с семьей Райт, особенно с одним из ее членов, и хотя мы понимаем, что эта дружба прекратилась с ночи преступления, но, тем не менее, сомневаемся в способности мистера Брэдфорда выступать в качестве обвинителя без предубеждения. Необходимо что-то предпринять».

Давая интервью по этому поводу перед началом процесса, Брэдфорд сердито заявил:

— Это не Чикаго и не Нью-Йорк. Здесь тесно связанное сообщество, где все друг друга знают. Мое поведение во время суда послужит ответом на клеветнические инсинуации газеты «Архив». Джим Хейт получит от округа Райт честное и беспристрастное обвинение, основанное исключительно на доказательствах. Это все, джентльмены!

* * *

Судья Лайзендер Ньюболд был пожилым холостяком, уважаемым во всем штате юристом и заядлым ловцом форели. Этот приземистый, костлявый мужчина всегда сидел в судейском кресле так глубоко втянув в плечи голову с черной бахромой вокруг лысой макушки, что она казалась вырастающей прямо из груди. Речь его была сухой и небрежной, а во время заседаний он всегда рассеянно поигрывал молоточком, словно удочкой, и никогда не улыбался.