Несчастливый город

— Обвинение докажет, — тихо, но твердо заявил Брэдфорд, — что Джеймс Хейт спланировал убийство своей жены минимум за пять недель до того, как попытался осуществить его; что это был коварный план, основанный на серии отравлений все большей и большей силы, дабы жертва выглядела подверженной приступам какой-то болезни, завершаемой кульминационным отравлением, которое вызвало бы смерть. Обвинение докажет, что эти подготовительные отравления происходили точно по графику, составленному рукой Джеймса Хейта, что попытка убийства Норы Хейт и случайное убийство Розмэри Хейт также совпадают с датой, указанной в том же графике.

Обвинение докажет, — продолжал Брэдфорд, — что Джеймс Хейт отчаянно нуждался в деньгах, что, находясь под воздействием алкоголя, он требовал крупные суммы у своей жены, в которых она ему благоразумно отказывала, что Джеймс Хейт проигрывал крупные суммы за игорным столом и прибегал к другим незаконным способам добывания денег, что после смерти Норы Хейт унаследованное ею большое состояние должно было перейти к обвиняемому, являющемуся ее мужем и наследником.

Обвинение, — закончил Брэдфорд так тихо, что его едва было слышно, — будучи твердо убежденным в том, что Джеймс Хейт, спланировав и намеренно покушаясь на жизнь одного лица, случайно лишил жизни другую невинную жертву, требует, чтобы он заплатил за это собственной жизнью. — И Картер сел под бурные аплодисменты, ставшие причиной первого из многочисленных предупреждений судьи Ньюболда зрителям.

* * *

В длинном и утомительном потоке свидетельств с целью доказать, что возможность отравить коктейль была только у Джима Хейта, оживление вносили лишь перекрестные допросы судьи Илая Мартина. Эллери был с самого начала ясен план старого судьи: сеять как можно больше сомнений, и не резко, а исподволь — язвительными замечаниями, намеками, инсинуациями. Сделать все возможное, послав к дьяволу традиционные методы перекрестного допроса. Эллери понимал, что судья Мартин был в отчаянии.

— Но вы не можете быть уверены?

— Н-нет.

— Вы не держали обвиняемого под постоянным наблюдением?

— Конечно нет!

— Обвиняемый мог поставить поднос с коктейлями на несколько секунд?

— Нет.

— Вы уверены?

Картер Брэдфорд возражает: на вопрос уже ответили. Судья Ньюболд терпеливо взмахивает рукой.

— Вы видели, как обвиняемый готовил коктейли?

— Нет.

— Вы все время были в гостиной?

— Вы отлично знаете, что был! — сердито рявкнул Фрэнк Ллойд.

Ему судья Мартин уделил особое внимание. Старый джентльмен вытянул из газетного издателя всю информацию о его отношениях с семейством Райт — в том числе о «своеобразных» отношениях с женой обвиняемого. Он был влюблен в нее и пришел в ярость, когда она отвергла его ради Джеймса Хейта. Он угрожал Джеймсу Хейту физическим насилием. Возражения следовали одно за другим. Но этого оказалось достаточно, чтобы напомнить присяжным всю историю Фрэнка Ллойда и Норы Райт — в конце концов, ее знали все жители Райтсвилла.

В итоге Фрэнк Ллойд оказался неудачным свидетелем обвинения. Мстительный, озлобленный «другой мужчина»… Кто знает? Может быть…

С семьей Райт, вынужденной давать показания о событиях роковой ночи, судья Мартин держался бесстрастно, заронив при этом в умах присяжных новые сомнения относительно «фактов». Никто ведь не видел, как Джим Хейт добавлял мышьяк в коктейль. Никто ни в чем не может быть уверен…

Но обвинение продолжало действовать, и, несмотря на хитроумные препоны судьи Мартина, Брэдфорд установил, что только Джим смешивал коктейли, что только Джим мог передать отравленный коктейль Норе, его намеченной жертве, поскольку он вручал бокалы всем присутствующим, что Джим заставлял Нору пить, в то время как ей этого не хотелось.

Старый Уэнтуорт, который был поверенным отца Джона Ф. и составлял для него завещание, подтвердил, что Нора, выйдя замуж, унаследовала от своего деда сто тысяч долларов, оставленных ей под опекой до этого «счастливого» события.

Пять экспертов-графологов, несмотря на заковыристые перекрестные допросы судьи Мартина, единодушно заявили, что три неотправленных письма, адресованные Розмэри Хейт, датированные Днем благодарения, Рождеством и первым днем Нового года и извещающие заблаговременно о датах «болезни» и «смерти» Норы Хейт, без всяких сомнений, написаны почерком обвиняемого. Процесс хромал и буксовал несколько дней, в течение которых в зале суда демонстрировались массивные увеличенные диаграммы почерка, а судья Мартин безуспешно оспаривал каждый пункт графологического анализа экспертов.