Несчастный рейс 1313 (СИ)

Теперь генерал не мог думать ни о чем, кроме мести, и кто, помилуй Господь, посмел бы его в этом упрекнуть?!

Претензии могли быть разве что у бирманцев, тревожно двигавшихся по направлению к нижнему лагерю. Несшие Ивана бандиты чертыхались, неловко стуцпая, и боязливо прислушивались к гулу в небесах. Амико, которую грубо тащили под руки, все равно еле успевала за пленителями. Взгляд девушки оставался прикован к носилкам.

Не было времени думать и переживать. Не было сил. Только шагать, только идти. Шаг, другой. Смесь отвратительных запахов бьет в нос. Еще шаг. Горечь дыма и гари проникает в горло, хочется откашляться. И снова шаг.

Бесконечная дорога превратилась в кошмар, в котором Амико через некоторое время уже не могла отличить явь от бреда. Потом, гораздо позже, она спрашивала себя, в самом ли деле она шла тогда, едва волоча ноги кашляя от дыма, по горячему пеплу, из которого торчали гигантские обугленные кости? Было ли это наваждением, или просто под удар попали мелкие азиатские слоны, еще использовавшиеся в этой глухомани, ка тягловый скот? И действительно ли ей пришлось обойти группу сидящих посреди дороги голых, черных от страшных ожогов людей, с которых клочьями свисала обгоревшая кожа и жженые тряпки? Люди громко хохотали, по очереди запуская ложки в глиняную миску с легким белым порошком, стоящую посреди их кружка.

Но, так или иначе, кошмарная дорога закончилась, и кузов древнего китайского клона Зил-157, куда ее закинули вместе с носилками, на которых лежал Иван, показался ей блаженным элизиумом.

Грузовик тронулся, урча, воняя и жутко переваливаясь на колдобинах с борта на борт, и бирманцы, цепляясь за скамейки, не особенно следили, что делает девчонка, сидящая на полу возле носилок.

А девчонка, по-прежнему не говоря ни слова. в полубреду придвинулась к бесчувственному русскому, спеленатому на носилках, и продолжала сидеть, поджав ноги.

Грузовик протрясся еще полтора десятка километров по ущелью, когда проселок наконец-то вышел в более широкую долину. Справа вдали показались здания поселка при аэродроме и высокий киль обездвиженного Боинга 747, который был захвачен террористами и принужден к посадке на недостроенном военном аэродроме, который лет тридцать назад пытались построить в здешней глухомани.

Но грузовик повернул налево, направляясь в следующую долину, более населенную. Миновав несколько поселков, окруженных полями, грузовик свернул с дороги, въехал на территорию, огороженную бамбуковым частоколом, и остановился среди хибар, крытых тростником. Судя по всему, это было еще одно гнездилище триад — казармы, гаражи, склады, непременный цех по переработке опийного мака и, конечно же, узилище.

Тюрьма располагалась в дальнем конце лагеря. Такая же лачуга, как и все остальные, с тростниковой крышей и ветхими стенами, чем-то все же неуловимо выделялась. Тростник ли был темнее, земля перед входом грязнее или еще что — непонятно. Но Амико, которую грубо потазили к хижине, почувствовала почти физическую тошноту.

Внутри было сыро. Сыро и темно, хотя сквозь неровные стены пробивался робкий свет. Ноги зачавкали чем-то мокрым и вязким на полу, однако оглядываться у девушки не было времени. Ее торопливо толкнули в середину помещения, где находилась узкая корявая клетка. В нее Амико и загнали, громко командуя противным голосом. Места оказалось настолько мало, что, стоя у одной стороны решетчатой темницы, она уже упиралась руками в противоположную. В этой клетке нельзя было лежать, разве что сидеть, как следует сжавшись в комок.

Рядом, кряхтя, вываливали с носилок Ивана. Русского бросили точно в такую же клетку в паре метров от Амико. Ноги крупного мужчины, упавшего без сознания, не поместились в клетку, и ту закрыли, оставив их торчать наружу сквозь прутья. Именно с этих торчащих ног началось знакомство с тюремщиком.

Грубый голос, командовавший из-за спины, раздался снова. Обернувшись, девушка увидела бирманца, старого и сморщенного, злобно пинавшего бесчувственного Ивана в колено. Стоя у соседней клетки, этот тип мелко, по-крысиному, скалился и держался как-то скрюченно, кособочась вправо. Сильно размашисто пиная ноги русского, бирманец грязно ругался на своем языке.

Взгляд Амико насторожил чуткого тюремщика. Как только последний из несших Ивана преступников скрылся за дверью хижины, он взял стоящую в углу бамбуковую палку. Несмотря на кособокость и иссушенный сморщенный вид, двигался этот тип ловко и стремительно. В следующий миг конец палки больно и резко ткнул Амико в живот. Что-то деловито приговаривая, бирманец аккуратно ударил девушку еще раз, потом еще. Он будто проверял полученную вещь, как следует укладывал, поправлял. Акеми невольно вжалась в дальние прутья клетки, пытаясь уклониться от побоев, но для маневров не было места.

Деловито потыкав палкой, тюремщик что-то повелительно рявкнул и стукнул девушку по голове. Поняв приказание без слов, она опустилась на колени. Довольно крякнув, кривой бирманец для порядка хлопнул бамбуком по все так же торчавшим ногами Ивана и, отвернувшись, захромал в темный угол.