Несчастный рейс 1313 (СИ)

Втянув палку к себе, Иван продемонстрировал в сторону противника странный и незнакомый Акеми жест — сжатый кулак правой руки, на перегиб которой легла левая рука. Хотя японка не уловила конкретного смысла, выглядело это, надо сказать, весьма экспрессивно и даже впечатляюще. Этимологии русских слов, который Иван произнес при этом, она, естественно, тоже не знала, и у нее возникло чувство, что лучше бы и не знать. Потом русский добавил по-английски:

— Попробуй, стрельни. Тебе потом начальник самому в задницу стрельнет.

И в сторону Акеми, по-японски:

— Сиди тихонько, не привлекай лишнего внимания. Мне-то пофиг его булавки, так что лучше пусть со мной забавляется.

Бирманец угрюмо буркнул нечто непонятное и в следующим миг выстрелил в видневшуюся меж прутьями ногу Ивана. Пуля ударила в мускулистую ляжку спецназовца и вылетела наружу, ударяясь в земляной пол вместе с ошметками крови.

Акеми четко услышала скрип зубов Ивана — видимо, он не хотел радовать бирманца проявлением слабости, предпочитая стоически выносить боль. На его губах искривилась жуткая усмешка — она вспомнила, где видела такую же. Да, конечно, тогда, в том залитом кровью дворике в бандитской деревне.

Спокойно отодрав полосу ткани от подола фуфайки, русский зажал рану и звучно произнес еще несколько непонятных русских фраз.

Бирманец философски закатил глаза и пробормотал что-то устало. Затем, отвернувшись от клетки, кликнул кого-то. Спустя пару секунд, в темницу вошла парочка бандитов с автоматами. Поговорив с ними, тюремщик прохромал к клетке Амико и показал ей жестом на автоматчиков, затем на русского в клетке.

— Иван-сан, — поняла девушка. — Тут двое с автоматами. Они хотят, чтобы вы вышли из клетки и не сопротивлялись.

— О, какая вежливость! — усмехнулся он. — Пусть открывают, я себя ждать не заставлю. И не волнуйся, все будет пучком, — слыша, как дрожит ее голос, Иван обернул лицо к Акеми и улыбнулся — совсем по-другуму, мягко и успокаивающе. — Если б нас хотели пристрелить, наверняка не стали бы надрываться и волочить сюда. Не бойся.

Пока русский говорил, тюремщик открыл клетку, донеся до Ивана скрип и звуки передернутых затворов.

Клетка была высотой всего около 1.20, поэтому русскому пришлось проползти на четвереньках, чтобы выбраться наружу. Там он с наслаждением выпрямился во весь свой двухметровый рост и потянулся.

— Эх, размахнись рука, раззудись плечо… Ну, чего вам надо, недомерки?

Ничего не отвечая, ближайший из бирманцев, невидимый ослепшим, отшагнул в торону, размахнулся и с хрустом вбил приклад автомата в затылок распрямившегося русского. Ударь он в висок, и с Иваном было бы покончено. Однако, получив по затылку, богатырь не устоял на ногах, одна из которых была ранена, и упал обратно на четвереньки. Бирманец не стал медлить и ударил еще раз, сильнее, нависая сверху. Иван, едва не упавший лицом в грязь, ощутил, как сзади по голове начала расползаться теплая вязкая кровь. В лицо тут же ударил вонючий сапог второго автоматчика.

Контузия, слепота и новые порции ударов делали свое дело — могучий Иван пытался было защититься, но стоявшие сверху зрячие бирманцы нещадно пинали и били прикладами слепого пленника с помутившимся от ударов по едва целой голове сознанием. Он оказался удивительно упорным и никак не отключался, все порываясь схватить, ударить, толкнуть. Оба автоматчика упарились в процессе. Наконец, Иван, перемазанный грязью и собственной кровью, затих. Тюремщик, наблюдавший за процессом, повелительно квакнул, и бирманцы взяли русского за ноги, потащив за порог.

Амико молча наблюдала за кургузым, доставшим из пустой клетки свою палку, а затем вернувшимся к ней. Открыв дверцу второй пленнице, тюремщик повелительно махнул орудием, и девушка послушно выбралась. Схватив ее за волосы, тюремщик грубо потащил акеми наружу.

Там, на самой окраине лагеря, имелся пруд. Даже не пруд — яма с мутноватой водой, которую чистоплотная японка побоялась бы использовать даже для мытья обуви. Над этой самой ямой давешние автоматчики возились с чем-то, напоминавшим широкое плоское рапятие. Как оказалось, это была конструкция из бамбука, к которой пленители крепко привязывали бесчувственного Ивана. Закончив с приготовлениями, бирманцв по команде подоспевшего тюремщика спихнули получившегося агнца в вподу. Конструкция развернулась, входя в мутную жижицу, Иван погрузился по самую шею, только окровавленная голова осталась на поверхности, прижатая к бамбуку, от которого тянулся трос, обвязанный вокруг толстого столба на берегу.

Амико после всплеска грязной воды в нос ударила страшнейшая вонь. Она ошиблась — это был не пруд, это было жуткое подобие выгребной ямы. Подтащив ее к берегу, бирманец оттолкнул пленницу, поручив ее солдатам, и принялся рассматривать торчащую из воды голову русского.

Тот закашлялся, мотнул головой и открыл мутные, невидящие глаза.