Вадим же имел в Тульской области тетку и возможность умотать сразу на три дня. Естественно, ни в какую Тульскую область он ехать не собирался. Да и вообще ехать не собирался, разве что на автобусе до центра города, и то, если попадется бесплатный, в котором проездным является военный билет. Ему эти три дня обещали сладостные минуты общения с любимой девушкой.
2.
Время – интереснейшая субстанция. Казалось бы, оно абсолютно размеренно, неизменно, неуклонно и безжалостно. Течет себе и течет, отсчитывая минуты, часы, дни и ночи, года и столетия. Не замедляется, не ускоряется и уж тем более не останавливается ни на миг. Оно абсолютно.
Но человек, в своем восприятии, в своей памяти, лишает время этой абсолютности. Нет уже могучего и постоянного потока, который несет нас с пугающей неизбежностью сквозь годы от рождения к смерти. Вернее поток есть. И мощь его никуда не девалась. Но при ближайшем рассмотрении выясняется, что кое-какие деформации в этом временном потоке существуют. Чего стоило одно ощущение Вадима, когда он даже с интересом рассматривал медленно кренящуюся стопу кирпичей, как медленно текло тогда время. По ощущениям прошли минуты – по часам – даже не секунды, доли секунд! И это было чувство, которое он переживал не в первый раз. Это иногда случалось и раньше в минуты опасности. И не с одним Вадимом. Такого рода откровениями мог бы похвастаться любой, пожалуй, человек, оказавшийся на краю гибели.
А чего стоят выкрутасы памяти? Иной год выпадает из нашей памяти начисто. Смотришь на фотографии и пытаешься вспомнить – в каком же году это было? А потом, вспомнив, автоматически прикинув в уме количество прошедших лет, думаешь:
«Да неужели! Это что ж столько лет прошло! Да как же так, я совсем не помню их!»
И ведь совсем не значит это, что все прошедшие годы ты тупо провалялся на диване и ничего не делал. Отнюдь. Ты крутился как белка в колесе, с утра до вечера и все выходные, праздники, отпуска ты что-то делал. Но все это было привычным и обычным, а значит не оставило в памяти сколь-нибудь значимого следа.
Напротив, какие-нибудь паршивые полгода, отмеченные чрезвычайными для себя событиями, вспоминаются нам как что-то бесконечно длинное. Кажется, что в эти полгода спокойно уместились лет пять обычных, так ты в это время страдал или радовался. И по прошествии лет ты перебираешь в уме события и поражаешься:
«Сделал это, это и это. А потом еще чем-то дополнил. То-то пережил… И в это время мне все еще было 18 лет?!»
И тянется в воспоминаниях тот год гораздо больше, чем десяток последующих, о которых и сказать-то примечательного ничего нельзя…
3.
Вадим шагал к КПП, переполненный теми самыми воспоминаниями и ощущениями, которые превращают три дня в полгода. Краткосрочный отпуск завершился. Завтра учеба, наряды и прочая армейская рутина. А также счастливые воспоминания о Ларисе. Ее руках, губах, глазах, ее голосе и всех проведенных с ней минутах.
В такие минуты Вадим размякал душой и все ощущал обостренно и радостно. Он с улыбкой прошел КПП. Полной грудью вдохнул теплый, напоенный смолистым сосновым запахом, майский воздух и посмотрел вокруг. Памятник Ленину, плац перед воротами, который на первом курсе приходилось чистить от снега. Уходящие в бор асфальтовые дороги, виднеющиеся в промежутках между деревьями казармы и офицерская столовая. Все такое обыденное и ставшее за три года почти родным, не виденное три бесконечных счастливых дня, вдруг показалось ему замечательным и успокаивающим.
На курсе его встретила тишина. Причем не та, расслабленная и спокойная тишина выходного дня, а тишина настороженная, напряженная, которую может ощутить только человек, проживший в военной общаге не один день и привыкший чувствовать такие вещи кожей. Дневальный стоял на тумбочке, дежурный что-то писал и даже в этой, казалось бы, обыденности, была необычность. Чаще всего в конце выходного дня в холле остается один дежурный, отписывающий бумаги к сдаче наряда. Дневальные, если уже все сделано и убрано, разбегаются по комнатам. Или сидят тут же за столом, но уж никак не стоят на тумбочке. Это, прямо скажем, нонсенс. Если же он стоит, значит на курсе начальство. А что, спрашивается, нужно начальству в общаге в конце выходного дня? Вывод напрашивается сам собой – залет.
–Как дела тут? – спросил Вадим, отдавая пропуск дежурному.
–Какие тут нафиг дела! – зло ответил тот, – Целый день летаем как электровеники. Все начальство на курсе ошивается.
–Чего так?
Дежурный окинул его недоуменным взглядом.
–А-а… Ты не в курсах. Вялов отравился.
–Как?!
–Как – как? Водкой паленой.
–И чего с ним?
–Да повезло ему. Хорошо быстро сообразили, скорую вызвали. Сейчас в больнице. Вроде говорят, что ничего страшного не грозит. Полежит, оклемается. Ну а нас тут, как водится, сношают со страшной силой. Второй день уже кто только не приходит…