Несчастный случай

— Ты ходила на последнюю встречу выпускников нашего курса? — спросила она.

— Ни на последнюю, ни на предпоследнюю. А почему ты спрашиваешь?

Аня пожала плечами. Открывать карты перед Наташей она пока не собиралась.

— Просто перебирала старые фотоснимки, вспоминала разные смешные случаи.

— А ты вспоминала, что меня выгоняли раз десять — одну-единственную на весь курс? — В голосе Наташи зазвенела неожиданная обида. — Что я была кем-то вроде факультетской дурочки? Что я сдавала экзамены с третьего раза, на тройку, списывая с твоих шпаргалок. Я видеть не хочу всех этих великих химиков. Университет я закончила, диплом получила — родители мои остались довольны. А теперь я переводчик, гуманитарий. Мне с ними, знаешь ли, не о чем за рюмкой дешевой водки болтать.

— А я, по-твоему, кто? — опешила Аня. — Хоть я и не пью дешевой водки.

— Однако ты не очень-то часто посещаешь эту вечеринку в первую субботу февраля.

Наташа раскраснелась, ускорила шаг. Аня не могла и предположить, какую чувствительную струну задела. Никогда раньше Наташа не признавалась, что ненавидит свои студенческие годы и все, что с ними связано.

— Извини, — попробовала успокоить ее Аня, — я не знала, что тебе так неприятны наши общие воспоминания.

Но Наташа была права хотя бы в том, что Аня и сама не выказывает жажды встретиться со свидетелями своей ранней юности. Но здесь было все просто — прошлое всегда казалось Ане хуже настоящего и будущего. Прошлое приходило к ней только в виде ошибок, поражений, неловких фраз, двусмысленных ситуаций.

Такая странная особенность была у Аниной памяти. Она могла бы назвать себя злопамятной — плохое она помнила дольше, хорошее забывала быстрее. Но не по злому специальному умыслу — воспоминания о плохом мучили ее, изводили. Теряя над собой контроль и рискуя привлечь праздное любопытство соседей по лифту или вагону метро, Аня могла застонать в общественном месте, чтобы избавиться от какого-нибудь глупого, случайного, бессмысленного диалога, навязчиво всплывшего в памяти.

Например, ссоры с Толиком. Аня прокручивала их в голове по сотне раз, подыскивая более удачные, обидные, злые варианты своих ответов. Пока не спохватывалась и не краснела от стыда.

Аня хотела что-то переспросить у Наташи, что-то уточнить, но вопрос ускользнул. Чтобы позже всплыть в памяти изнуряюще неприятной подробностью.

— Извини, — еще раз попросила она прощения.

Но Наташа уже успокоилась, румянец спал, голос перестал дрожать. Ее взгляд был прикован к паре тюленей, которые в бирюзового цвета воде сновали как заведенные — вперед-назад, вперед-назад. Они метались по узкому неглубокому бассейну как загнанные тигры.

— Похоже на дзэн-буддийский тренажер для концентрации внимания, правда? — спросила Наташа, не отрывая глаз от тюленей.

— Правда, — согласилась Аня равнодушно.

Звери перестали интересовать ее после того, как смутная тревога, дурное предчувствие опять протиснулись ей в сердце. Наташа ничем не смогла ей помочь, она не знала, куда пропали фотоснимки из семейного альбома.

— К тому же, — совершенно спокойно закончила Наташа, — на первую субботу февраля у меня всегда выпадал аврал в издательстве. Встречи выпускников не для меня даже по техническим причинам.

— Первая суббота февраля… — пробормотала Аня себе под нос.

— Что-что? — переспросила Наташа.

— Ничего.

Тюлени надоели и Наташе, и они обе направились к выходу из парка. Аня все-таки купила им обоим по мороженому — черничному, с лесными орехами.

— Кстати, — произнесла Наташа, вытирая руки носовым платком, когда они оказались за пределами парка, — когда я смогу получить твой автограф?

— Какой автограф?

— Под твоей фотографией на журнальной обложке.

Аня напряглась.

— Откуда ты знаешь? — едва слышно вымолвила она.

Неужели журнальчик, издаваемый Матросовым, добрался до Наташи? Но как? Ане не хотелось ни за что, чтобы тот дурацкий снимок разглядывали близкие ей люди.

— Так и знай, — сказала Наташа, широко улыбаясь, — половина хорошего в их статье о тебе сказано мной. А то и две трети. Так что первый автограф — мой.

— В чьей статье?

— Как в чьей? В статье корреспондента журнала «Деловая женщина», который приходил ко мне и расспрашивал о твоей юности.

— «Деловая женщина»?

У Ани отлегло бы от сердца — «Деловая женщина» не «Искусство для искусства», — если бы она понимала, о чем идет речь.

— О моей юности, — повторила она вслед за Наташей. — Зачем нужна журналу моя юность?

— Так ведь ты у них женщина ноября. Твой снимок на обложке, интервью с тобой, история твоей аптеки. Не стесняйся, видишь, я целиком в курсе дела.

«Хорошо бы и меня ввести в курс этого дела», — подумала Аня. На обложку «Деловой женщины» ее не фотографировали — это точно. Интервью не брали. Что же было нужно корреспонденту журнала от Наташи? Может быть, журнал передумал. Или чиновники из мэрии убедили их передумать.