Несчастный случай

Их впечатления показались Ане до предела наивными. Умерший непременно встречал «светящееся существо», которое принимал за ангела. «Светящееся существо» могло развлекать и веселить его. Оно даже не было лишено чувства юмора. Оно было «забавным». Забавным, как кролик Багз Банни или дятел Вуди.

Автор был почему-то уверен, что все то ангел, что выглядит как ангел. Автор вместе со своими собеседниками считал, что «сатана» приказывает своим слугам следовать исключительно путем ненависти и разрушения.

Но автор выпустил из виду людей психически нездоровых, сумасшедших, маньяков, которые убивали всегда и единственно во имя «блага». И это в Америке, где серийные убийцы скоро начнут учитываться статистикой как новая социальная прослойка.

Все герои книги прямиком попадали в то место, которое они называли «раем» — и это был какой-то курорт счастья, комфортабельный отель наслаждения, зеленый лужок с удобной ямой для барбекю. Никакого суда или мытарств, тем более никакого ада.

Аня боялась, что те, кто видел после клинической смерти что-то мрачное и омерзительное, были настолько испуганы, что моментально позабыли свой опыт, вытеснили его за пределы сознания.

Что за подростковое чтение, удивилась Аня. Она была разочарована. Надеялась, что под истрепанной газетной обложкой скрывается что-нибудь посерьезнее, чем набор анекдотов из жизни (и смерти) образцовых американских налогоплательщиков с их бескрылыми и однообразными представлениями о тайнах жизни и смерти.

В дверь кабинета постучали, Аня накрыла взятую без спроса книжку своей сумочкой.

Вошел Митя, держа на вытянутой руке коричневый бумажный пакет с едой.

— Гамбургеры — настоящие горячие гамбургцы, жители города Гамбурга! — выпалил он свою традиционную незамысловатую остроту и шутовски поклонился.

Если бы в пакете у него были хот-доги, он бы сказал — настоящие горячие собаки.

Эта сцена была у них до мелочей отшлифована за несколько месяцев совместной работы.

Аня не ела гамбургеров и всей этой «мусорной» еды из закусочных и бистро. Берегла желудок, а заодно фигуру. В столе у нее всегда лежало завернутое в бумагу яблоко или апельсин. Фрукты и чай — вот все, что она могла употребить в пищу, находясь на работе. Текущих дел всегда было слишком много, чтобы думать о еде. О том, что голодна, Аня вспоминала только по дороге домой, в машине.

Митя ожидал какого-нибудь ответа вроде: «Человечины не употребляем». Тогда бы он спросил: «Находите эту пищу тяжелой для печени?» И так далее.

— Спасибо, — сухо отказалась Аня и нарушила ритуал подношения пищи начальнику. — Проходите, Митя, мне нужно поговорить с вами.

Митя приподнял брови, но ничего не спросил.

— Садитесь, — кивком головы Аня указала ему на стул против себя.

Митя сел и водрузил пухлый пакет со съестным на колени. Жирные пятна уже начали проступать сквозь оберточную бумагу, но, кажется, судьба брюк больше беспокоила Аню, чем их хозяина.

— Это касается Анатолия Георгиевича, — произнесла Аня, завороженно глядя, как масляное пятно подбирается к штанам Мити.

— Его снова нет, — ответил Митя, преданно глядя на начальство. В его преданности никогда не было ничего от служебной собаки, и это очень нравилось Ане.

— Я знаю. А вас это не беспокоит?

Митя пожал плечами:

— Приболел человек. С кем не бывает.

— За пределами аптеки вы общаетесь с ним, перезваниваетесь?

Митя отрицательно помотал головой:

— С ним …э-э… затруднительно общаться, я бы сказал. Да просто невозможно. Он молчит как пень. Есть такие люди — ничего из них не вытянешь. Ему бы в шпионы пойти — отличный шпион выйдет.

Аня помолчала. Ничего неожиданного в ответе Мити она не услышала.

— Анатолий Георгиевич действительно сейчас в больнице. Помните аварию рядом с киноконцертным залом «Пушкинский»? Он был в том троллейбусе.

— Ух ты! — Митя присвистнул.

— Но ничего страшного с ним не произошло. Сотрясение мозга. Думаю, через пару дней его выпишут.

— И он снова вольется в наш маленький, но дружный коллектив, — закончил Анину реплику Митя с дурацкой радостью в голосе.

— Не думаю, — оборвала его Аня. — Об этом я и хотела с вами поговорить. Я собираюсь уволить его. Рассчитать, когда он выпишется, чтобы оплатить ему больничный, — и избавиться от него.

— Ух ты! Почему?

— Полагаю, мне не обязательно вам объяснять это, Дмитрий. Мы обсуждаем этот вопрос не на собрании трудового коллектива.

Митя смущенно кивнул и захрустел оберточной бумагой, перекладывая пакет со снедью на другое колено, чтобы запачкать и эту штанину — для общего равновесия в природе.

— Единственное, что я хотела узнать у вас, — не будете ли вы возражать против его увольнения. Все-таки он ваш напарник, вы сработались.

Митя опустил глаза.

— Да мне что за дело… «Сработались!» Толик мне не брат и не сват.

Аню резануло по сердцу имя Толик. Впервые в ее присутствии так назвали кого-то еще, кроме ее погибшего месяц назад мужа.

— Так, значит, вы не возражаете? Отлично. Можете идти работать.

Митя поднялся, аккуратно пододвинул стул на место и открыл дверь.

— Подождите, Митя. Я совсем забыла.

Митя обернулся: