Несчастный случай? Или…

Сегодня он опять полночи не спал, боясь проснуться от своего обычного кошмара. И сейчас он не знал, чего хочет больше: скушать хотя бы кусочек хлеба, который милостиво разрешила бы взять тетя, или же вернуться в чулан, закутаться в старый пододеяльник, с дыркой посредине, и немного подремать, пока его никто не хватился. Зная по опыту, что днем можно спать спокойно, без кошмаров, Гарри решил, что лучше поспит в чулане. Однако с ним не согласился его животик, громко заурчавший от голода.

Если честно, малыш не помнил, когда ел последний раз. Скорее всего, это было еще до последнего наказания за то, что он так не вовремя открыл дверь чулана, и об нее, по словам Вернона Дурсля, «чуть было не ударился Дадли», который, по правде говоря, в это время вообще находился в своей спальне на втором этаже. Гарри слышал топот его ножек, сидя на своем топчане. Но доказывать это дяде, особенно когда тот находился не в настроении, было бессмысленно. И даже опасно. Ведь он не просто мог дать ему затрещину, но и мог швырнуть на пол. А коленки до сих пор были синими и очень болели, особенно, если приходилось оттирать пол в ванной, как сегодня утром.

Стараясь держаться поближе к стенке, чтобы было за что ухватиться, если под ноги попадется очередная игрушка Дадли, мальчик дошел до лестницы, с которой уже имел несчастье неоднократно падать, в том числе и не по своей вине. Там он остановился и усиленно прищурился, рассматривая ступеньки. Он давно понял, что если сощурить глаза, то можно рассмотреть гораздо больше, чем обычно. А еще он недавно узнал, подслушав разговор взрослых, что есть такие штуки, одевающиеся на нос, которые помогают видеть лучше. Но ему их не купят, потому что они стоят денег, которые никто не собирается тратить на «такого бесполезного урода, как он».

Так и не заметив ничего, что должно было бы внушать опасение, ножки мальчика шагнули на первую ступеньку. Крепко ухватившись ободранной ладошкой за перилла, он уже начал спускаться на следующую, но тут заметил, что кровоточащая кожа руки оставила следы на светлой деревянной поверхности. Внутри у него все замерло от страха. Если тетя увидит пятна, она накажет его очень сильно. По крайней мере, еще несколько долгих дней и ночей без еды ему было обеспечено. Да и дядя мог спустить его с лестницы. В панике он одернул ручонку, лишившись опоры. И тут, как назло, нога в сандалике, у которого почти оторвалась подошва, зацепилась за край. Гарри нелепо взмахнул руками, понимая, что летит вперед и ничего не может изменить. Вторая нога, в поисках хоть какой-то устойчивой поверхности, опустилась вниз, прямо на мелкую машинку. Это стало последней каплей, заставив мальчика окончательно потерять равновесие. И он, уже не понимая, что с ним происходит, только чувствуя, как становится больно, затем еще больнее, полетел вниз.

Ударившись об очередной выступ, Гарри успел подумать, прежде чем меркнущее от боли сознание покинуло его: «Я не успел стереть пятна… Теперь тетя не даст мне хлеба…». После чего малыш провалился в спасительное беспамятство, уже не видя, как сильные руки подхватывают израненное тело, как его осторожно несут на диван в гостиной, где ему запрещалось сидеть под страхом смерти.

Гарри многого не видел, из того, что произошло в доме после его несостоявшейся смерти. Но не это главное. Главное — он был жив. Он хоть и с трудом, но мог дышать и не умирал сейчас, медленно агонизируя на полу у лестницы, под равнодушные взгляды «родных».

* * *

Высокий мрачный человек, склонившись над распростертым на диване ребенком, водил странного вида палочкой над сломанными косточками и ссадинами. Закончив эту процедуру, он вытащил темно-зеленые бутылочки, по форме напоминавшие колбы, расставил их на журнальном столике и стал вливать резко пахнущие жидкости, длинными пальцами осторожно массируя горлышко.

Спустя полчаса лечение подошло к концу и Гарри, удобно устроенный на диване и закутанный теплым пледом, крепко спал, дыша размеренно и глубоко.

Все это время его дядя и тетя сидели на полу в углу комнаты. С их губ, благодаря наложенным чарам молчания, не сорвалось ни одного звука.

Но самое важное, что они оба помнили о том, что случилось на самом деле. Об этом позаботился эльф, сейчас стоявший в сторонке, присматривая за ними.

После того, как Снейп убедился в том, что малыш вне опасности, не испытывает боли и, впервые с тех пор, как попал в этот дом, спит спокойно, он устало опустился в кресло, повернувшись, чтобы видеть хозяев.

Кивнув эльфу, который все понял и исчез, волшебник заговорил. И каждое его слово звучало как безжалостный приговор для семьи Дурсль.

— Я сейчас сниму чары молчания. Но если вы вздумаете орать и разбудите своего племянника, горько пожалеете. Это ясно?

Два почти синхронных кивка в ответ.

— Отлично. Finite Incontatum!

— Да как вы смеете распоряжаться в моем доме, — тут же зашипел Вернон, пытаясь освободиться из цепких рук повисшей на нем Петунии. — Мало того, что положили этого недоноска на мой…

— Silencio!