Несчастный случай. Старые грехи

Олег наблюдал за происходящим из окна. На его памяти Джим к чужим никогда не ластился, а тут, надо же, чуть хвост не оторвал. Повезло им с этим Борисом. А ведь могли еще больше глупостей наделать, ведь еще чуть-чуть — и он, ей-богу, пальнул бы по нему из того ружья.

Боб вырулил на трассу, мысленно вспомнив все стихотворение Есенина о «Собаке Качалова». Предпоследнюю строфу он прокрутил в памяти отчего-то еще раз:

Мой милый Джим, среди твоих гостей
Так много всяких и невсяких было.
Но та, что всех безмолвней и грустней,
Сюда случайно вдруг не заходила?

Вдруг в кармане его куртки зазвонил телефон. Боб сбавил скорость, выудил трубку и недовольно буркнул:

— Алло?

Вместо голоса Калганова, который он ожидал услышать, прозвучало тихое:

— Привет!

— Здравствуй, Тома!

— Говорить можешь?

— Да! Как ты? В больнице?

— Нет. Я уже в порядке. Но про больницу хотела бы с тобой поговорить!

Боб кивнул. Он уже понял, о чем пойдет речь. Что ж, после того как его сегодня чуть ли не грохнули из охотничьего ружья, «холодок» в интонациях Томы он перенесет намного легче.

29

Конечная остановка маршрутки едва освещалась единственным на всю округу фонарем. Резные тени от еще голых деревьев шевелились на асфальте при каждом порыве ветра. На остановке не было ни души. Когда последняя маршрутка резко затормозила, из нее вышла только одна женщина. Водитель торопился закончить смену и тронулся, закрывая дверцы на ходу. Лидия Чайковская едва успела отскочить от бровки, иначе ее ноги обдало бы грязью, вылетевшей из-под колес. Маршрутка пропала за поворотом, мелькнув напоследок красным светом задних фар. Чайковская огляделась и плотнее запахнула пальто. Зябко и тихо было вокруг. Ей стало не по себе, казалось, что за ней кто-то наблюдает из темноты. Вгляделась — никого. Прислушалась — ни звука. Порывшись в сумочке, она достала мобильный телефон и набрала номер.

— Алло! — Голос резко прозвучал в тишине, и она невольно перешла на шепот. — Это я… Да, Лидия. Вы хотели поговорить со мной о сыне. Так вот, я приехала, куда вы сказали… Куда мне идти?.. Хорошо.

Чайковская спрятала телефон в сумочку и пошла прямо по дороге. Она сразу и не заметила, как позади нее в полной темноте вспыхнули фары и почти бесшумно включился мотор. Машина рванула с места.

Обернувшись, Чайковская обрадовалась: хоть какая-то живая душа, может, и подбросят на нужную улицу, она подняла руку, помахала. Закричала лишь спустя пару секунд, когда поняла, что машина несется прямо на нее. Закрывшись рукой от света фар, она попыталась отскочить в сторону, но не успела. Глухой удар — и тело покатилась по асфальту.

Машина остановилась. Фары осветили тело, неподвижно лежащее на обочине. Из автомобиля вышел водитель. Намеренно попадая в пятно света, он подошел к телу, на ходу надевая черные перчатки. Женщина была мертва или при смерти — неестественно изогнута шея, висок в крови, — в любом случае удар был очень сильным, чтобы ей остаться в живых.

В свете фар мелькнула рука с ножом, занесенная над телом. Но убийца не торопился добивать жертву, он просто срезал пуговицу с пальто.

Поднявшись, еще несколько мгновений он постоял в нерешительности, прислушиваясь к внешним звукам: где-то вдалеке лаяли собаки. Затем он снова склонился над жертвой. Еще одна пуговица отправилась в полиэтиленовый пакетик на застежке «зиппо».

Водитель вернулся в машину, сдал назад и, объехав безжизненное тело, рванул по прямой. В той стороне горизонт подсвечивался ярким неоновым светом — город жил ночной жизнью, разительно отличающейся от здешней темной тишины.

30

Кусочек красного корпуса универа хорошо просматривался из окна, и по-прежнему бередил воспоминая юности, когда здесь бывало весело и шумно. Со студенческих лет в их любимом кафе практически ничего не изменилось. Разве что теперешние студенты сидели, уткнувшись в мобильные телефоны и планшеты, даже если это были влюбленные пары. На круглом столике стоял большой чайник, чашки и плоское блюдо с пирожными. И горела свеча в странном подсвечнике, напоминавшем лампу Аладдина. Такие свечи горели на каждом столике, за которыми сидели пары. Отметив такую деталь, Тамара несколько смутилась, но Боб, похоже, ничего не замечал — ни вида из окна, ни специального «валентиновского» декора.

Он сухо излагал отчет о деле Тимура.

— Вот как-то так, Тома. Извини, но я не мог иначе.

Тамара дотронулась кончиками пальцев до его руки:

— Знаю, Боря. Справедливость — твое все. Иногда мне кажется, что только сейчас я начинаю узнавать тебя.

— И что же ты узнала? — Боб удивился, что разговор свернул на зыбкую тему их отношений.

— Ты похож на Макса. — Тамара прокашлялась. Слова о покойном муже давались ей нелегко, — не внешне, конечно. Но вот это стремление довести до конца любое дело любой ценой, даже если причиняешь кому-то боль — это у вас общее.

— Иногда врачи делают людям больно, чтобы излечить.