Несчастный случай. Старые грехи

Все это время из-за кучи бетонных блоков за ними наблюдали. Вороны сгрудились возле неподвижного человека, но, когда тот слегка повел головой, птицы с криком разлетелись. Он внимательно смотрел, как Князь потер руками веки, словно слова Вальтера его изрядно утомили. Пистолет при этом он так и держал в руках, отчего даже спокойный Вальтер отступил на пару шагов в сторону. Наконец Князь уставился на Хмеля тяжелым взглядом, и всем стало понятно, что он согласился с доводами Вальтера. Вальтер только того и ждал, он снова подался вперед, пытаясь перехватить затуманенный взгляд раненого Хмелевского:

— Ну, как, договоримся?

Капитан тяжело задышал, боль в ране вызвала короткую судорогу, отчего он с трудом прохрипел:

— Да!

Подельники облегченно вздохнули. Вальтер хотел было протянуть руку, чтобы помочь Хмелю подняться на ноги, как в этот самый момент, со стороны бетонных глыб, раздался короткий одиночный выстрел. Пуля со свистом прошила воздух и застряла в голове у Хмеля. Он снова упал. На этот раз замертво. На кожаный плащ Князя брызнула кровь.

«Твою ж мать!»

Вальтер бросился первым: «Туда!» У бетонных глыб он остановился, озираясь по сторонам — больше стрелять было неоткуда. Но стрелка и след простыл. Когда подбежал Князь, Вальтер уже успел осмотреть землю вокруг и не обнаружил ни единого следа. Разве что старый полуистлевший бычок сигареты.

К телу мертвого капитана уже слетались первые вороны.

2

Ей все казалось, сейчас она откроет глаза, а кругом свежая, похожая на туман из увлажнителя воздуха, зелень. Нимбом над каждой костлявой кроной, облаком над каждой черной клумбой. Весна. По пригоркам, по кольцам гравия вокруг подъездов и парковок карабкается, ползет, набирая мощь на каждом отвоеванном у зимы квадратном сантиметре. Как желтые вкрапления самородков — одуванчики. Как просыпанные стеклышки небесной мозаики — синенькие крокусы и мышиный гиацинт. Но нет. Только серый горизонт над серым асфальтом.

Им с Виктором повезло: в их коттеджном городке круглый год ярусами один над другим зеленела хвоя: можжевельники, вечно-живые кусты магонии, сосны и елки всех видов и размеров. Достаток обеспечивал профилактику от такого себе зрительного авитаминоза. Создавал иллюзию круглосуточного присутствия Персефоны, которая для других жителей города была полгода пленницей в царстве мрачного Аида.

При выезде из территории, прямо у шлагбаума, со стороны дороги, они заметили коробку со щенками. Месячные клубки шерсти высовывали остренькие мордочки из-за кромки разбухшего картона, принюхивались к новым запахам, прислушивались к странным звукам. Полуприкрытые глазки выискивали мать. Наверное, их подбросили сюда совсем недавно. Они еще не устали удивляться резкому повороту судьбы. Тамара дернулась к окну, но Виктор надавил на педаль газа.

— О них позаботится охрана, а у нас совещание.

— Наверное, ты прав, — она тяжело вздохнула. А про себя подумала, что на душе у нее сегодня особенно тяжело и забота о щенках скрасила бы ее день. Она бы отвезла их к ветеринару, а потом в проверенный приют. Дала бы объявления на OLX и Facebook. Нашла бы хорошие руки.

Некоторое время ехали молча, пока Виктор не притормозил на светофоре.

— Ты женщина, поэтому инстинкт велит тебе бросаться на защиту слабых и беспомощных. Но инстинкт — это рабство и подчинение нашему «животному» прошлому. Человек наделен свободой воли. Разум и стратегия — вот единственный принцип сегодняшней жизни. Правда, не для всех.

— Виктор, я понимаю. — Тамара отвернулась к окну. Ей стоило усилий не разозлиться на него, не расплакаться. Ей было жаль щенков. Казалось, что это — метафора их собственной жизни, вот так и боги проносятся мимо, предоставляя их, людей, воле случая. А что, если щенков утопят охранники в том самом озере, неподалеку от их дома? Она больше никогда не сможет там любоваться на закат солнца.

— Думаю, не понимаешь. «Мы не знаем, что такое мораль, ангелам она неведома, мораль — для тех, кто нечист душой; у нас нет принципов, эти оковы — для людей», — Виктор произнес цитату медленно, смакуя каждое слово. Слова звучали так, будто он делился с ней самым сокровенным. Тамара повернулась к нему:

— Откуда это, Вик?

— Это Марк Твен! Тот самый, который писал про Тома Сойера, помнишь? Эта его повесть называется «Таинственный незнакомец», и она про ангела по имени 44. — Виктор улыбался. Он был рад произведенным эффектом. — Там рассказывается о мироустройстве, как бы это сказать, с точки зрения квантовой физики.

— Ого! Откуда Марк Твен в то время…

— …Он дружил с Теслой. Думаю, оттуда, — перебил Виктор Тамару.

— Так ты поэтому поменял машину? — Тамара попыталась пошутить, но, поймав ответный взгляд Новака, поняла, что попала в точку. — Мораль для тех, кто нечист душой? Так?

— Именно так! Подумай об этом на досуге.