Несгибаемый

Не прошло и минуты, как полуведерный самовар был уже на столе, а Митя, вооружившись ножом, строгал лучины. Еще немного, и из трубы повалил легкий дымок. Митя умудрялся раздувать самовар без сапога. Может, благодаря хорошо просушенным дровишкам, может, еще по какой причине. Но Петр так ни разу и не увидел той самой классической картины с сапогом.

Хорошая все же штука этот самовар. Закипает почти так же быстро, как и электрочайник. Правда, чай из него куда как вкуснее. Нет, дело тут вовсе не в самом чае, а в том, что он получается с дымком. Опять же, сидеть за столом с самоваром – это вовсе не одно и то же, что без него.

– Дядь Петр, а сколько получится выручить за это золото?

– Ты заработал две тысячи рублей, если ты об этом.

– Ско-олько-о?

– Это ты удивлен тому, что мало, или тому, что много? – с улыбкой наблюдая за ошарашенным парнем, поинтересовался Петр.

– Много, конечно.

– А что ты скажешь, если узнаешь, что общая сумма получится куда как больше?

– Вот зря ты так обо мне подумал, дядь Петр. Я чужие деньги считать не приучен.

– Так сам же спросил.

– Так интересно же. Я же без умысла какого.

– Да не кипи ты, – откусывая сахар и делая глоток из чашки, успокоил парня Петр.

Были у них на борту и чашки, и блюдца. Вон Митя как раз в блюдце чай и наливает. Но Петр эту местную привычку как-то не перенял. Погонять чаи – это да. А извращаться с блюдечком не для него. Ему нравится горячий чай, а этот способ все же больше ради того, чтобы его остудить.

– Считай сам, – начал пояснять Петр. – Казна принимает по четырнадцать тысяч рублей золотом за пуд очищенного драгметалла. Так что все зависит от того, какой пробы наше золотишко. Но, думаю, в любом случае мне останется не меньше двадцати тысяч, и это за вычетом твоих.

– Дядь Петр, неужели я столько-то заработал? Я слышал, на приисках за сезон платят сто – сто двадцать рублей. Ну еще те, кто половчее, успевают прикарманить около фунта золота. А тут две тысячи.

– Это не я такой добрый, Митя. Ты заработал каждую копейку. Этих денег будет более чем достаточно, чтобы ваша семья ни в чем не нуждалась. А ты осенью возвращаешься в училище. Никаких работ и халтур. Учиться, учиться и еще раз учиться. Ну что ты так на меня смотришь? Вот скажи, ты из разговоров старателей что понял, сколько они зарабатывают за сезон?

– Ну-у, я так понял, не меньше тысячи, а бывает и по полторы.

– И при этом они последние жилы рвут. А мы с тобой… Ты вон даже извиняешься за то, что не напек пирогов. А все почему?

– Потому что у нас машина и помпы, – с серьезным видом ответил Митя.

– Потому что у нас котелок варит, и мы умеем пользоваться машинами. А это что значит?

– Что?

– Что знание – это сила. Так что будешь учиться. Я все сказал.

– А может, в мастерские? Там всяко-разно…

– В училище, – назидательно постучав пальцем по столу, возразил Петр.

И тут картинка перед его взором буквально взорвалась, как новогодний фейерверк. Мгновение, и он провалился в накатившую на него мглу, поглотившую его целиком и без остатка. Ни искорки света, ни мыслей, вообще ничего.

Глава 10 Двойной капкан

Сознание вернулось к Петру так же внезапно, как и померкло. И виной тому скорее всего холодная речная вода. Оно вроде и конец августа, но вода в Оленьей даже в разгар лета не была теплой, и уж тем более сейчас, в преддверии осени.

Вот только лучше бы он в себя не приходил. Перед глазами понеслись в стремительном вихре разноцветные круги. А тут еще и Ляля на палубе заходится таким лаем, что прибил бы заразу. Потому как от этого у него голова буквально разрывается на части, и глаза заливает водой. Странная вода, с металлическим привкусом.

Петр провел рукой по лицу, и рука тут же окрасилась красным. Кровь? Здравствуй, попа, Новый год. Да что тут вообще творится? Откуда кровь? И тут его скрутило, а вернее, начало выворачивать, причем так сильно, что уже очень скоро он понял, что если не прекратит, то выплюнет свой желудок. Но поделать с собой ничего не мог. Позывы следовали один за другим, хотя желудок абсолютно пуст.

Нет, Петр вовсе не боялся крови. Причина была в сотрясении головного мозга или контузии. Уж это-то он понял сразу, несмотря на свои более чем скромные познания в медицине. В пользу этого говорит и рассеченная кожа на голове. Вот только от кого ему так прилетело, совершенно непонятно.

Угу. Человек, пока блюет, успевает подумать о многом. И во многом поклясться. Ну, к примеру, больше никогда не брать в рот спиртного, не забыв помянуть добрым словом того, кто продал ему эту клятую паленку. Вот и Петр успел о многом поразмыслить. Вспомнил он и о Мите, который до сих пор никак себя не проявил. Вот Ляля, та да. Прибил бы з-заразу.

Послышался плеск. Явно кто-то бежит по воде. Ну наконец-то. Вот и Митя нарисовался. Господи, Петру бы сейчас добраться до каюты и придавить на подушку. Рвотные позывы прекратились, и на него накатила такая слабость, так потянуло в сон, что глаза буквально слипались.