Нешкольный дневник

«Назавтра вечером» у АлеВаса компания наметилась. В честь приезда дочери якобы. Лидку ничуть не смутило, что там были одни мужики примерно одного с отцом возраста. Язык у всех был подвешен ого-го, не то что у деревенских, которые без площадной брани и двух слов выговорить не могли. Даже то, что среди них был армянин и еще грузин, ее не смутило. Она была в центре внимания, за ней ухаживали, наливали вина. Крыша поехала. Потом трое гостей ушли, остались только армянин и еще один, кажется, русский. Васильич на посошок плеснул, да и сыпанул Лиде в шампанское. Ее скуежило конкретно, в сон брякнуло. Только он, Алексей Васильич, «клофа» не подрассчи-тал. Меньше сыпанул, чем надо было бы. Так что Лидка проснулась, когда на ней уже ничего не было, а над ней мужик голый и волосатый нависает, с громадным членом. Лидка, конечно, уже не целка была, но член механизатора Гриши, с которым она в комбайне лишилась девственности, по сравнению с дубиной этого мужика был просто гвоздиком каким-то мелким. Лидка говорит, что ей никогда не было так больно, как тогда. АлеВас с армянином Андроником в это время сидели на Кухне и пили, Андроник своей очереди дожидался. Первый кончил быстро, иначе Лидка загнулась бы просто от его штанги. Потом пошел Андроник, этот такое вытворял, чего Лида даже не знала, в сельском клубе только один пацан рассказывал, который порнухи обсмотрелся, когда у родственников в городе гостил. Лидка и не верила, что такое бывает, а тут Андроник ей товар лицом — и крутил так и сяк, и туда, и сюда своим хером тыкал, в рот совал, в такие балетные позы Лидку ставил, что она думала: лучше бы первый остался, он хоть русский. А она и сопротивляться не могла — слабость.

Когда Лидка очухалась, она, понятное дело, решила валить от интеллигентного папаши, который так лихо дебютировал на сутерском поприще. Но тот выдрал дорожную сумку из рук дочки. Конечно, он за два часа заработал двести долларов, и ему совсем не хотелось, чтобы недостающие три восемьсот не были заработаны точно так же. Алексей Васильевич говорил очень спокойно, он вообще редко голос повышает:

— Дорогая дочка. Никуда тебе ехать не стоит. Просто ты не подумала о том, что я подохну, если не твоя помощь. Тем более — лучше за деньги, чем бесплатно с деревенским отребьем. Ты, между прочим, зря на меня так смотришь. Я добра тебе желаю. Ты несовременный человек, Лида. Время у нас такое, и легче всего пробиться именно таким путем. А там, глядишь, и спонсора тебе найдем, и в городе закрепишься, знакомых хороших заведешь. А что тебе даст, если ты уедешь? Ну, устроишь истерику. Ну накатаешь на меня заявление. И что? Сажать меня никто не будет, я и так, без операции, загнусь еще до суда. И тебе с того — ничего. А если ты и твоя мама рассчитывали на мою жилплощадь, так ничего не получится — официально ты мне никто. Так что, доченька, давай лучше по-хорошему.