Нешкольный дневник

Я молчал. Конечно, в нашей жизни бывает многое, но чтобы шестнадцатилетний сутенер — у меня это пока что в голове не очень укладывалось. Да, я общался с Генычем, зная о его профессии, но тем не менее он был старше меня по меньшей мере вдвое, у него был жизненный опыт и — на самые тяжелые случаи — колючий, исподлобья, взгляд и кривая, свинцовым презрением налитая усмешка, которая красноречиво давала понять: если что, поблажек не будет. К тому же Геныч всегда и везде возил с собой пистолет, расточенный из газового ствола, и он был его последним аргументом в общении с особо непонятливым собеседником. Себя же я на его месте представить не мог. Я прекрасно знал, что те женщины, которым меня подсовывала Ильнара Максимовна, были совершенно мной довольны, что не требовалось выдавливать из себя чего-то опасного и агрессивного… а тут — совсем, совсем другое.

— Ты сможешь, — уже откровенно начала давить на меня Ильнара Максимовна, — клиентура у нас наезженная, бригада Геныча работает преимущественно с постоянными клиентами, так что ты, Роман, не делай такого сложного лица. А что касается затруднений, так на случай оных тебя могут проинструктировать. Тот же Геныч, например.

— Я должен… посоветоваться с шефом, — ответил я фразой, из знаменитой комедии.

— Если в роли шефа будет Колька Голик, то я тебе определенно не советую, — отпарировала она. — Ну-ка идем. Там, в комнате, как раз Генычева бригада сидит. Пойдем нарисуемся. Девчонки тебя любят, кстати.

Надо сказать, что говорил я с Ильнарой Максимовной в ее конторе, а контора представляла собой трехкомнатную квартиру. Мы сидели на кухне, в одной из комнат болтали два охранника, а в смежной на двух диванах, расставленных по противоположным стенам, сидели то ли четверо, то ли и вовсе пятеро девчонок Были они в меру страшные, в меру симпатичные, правда, была одна расплывшаяся корова с отвисшим бюстом и слоновьей задницей, зато одна так и вовсе хорошенькая: высокая, темноволосая, с тонкими чертами лица. Свеженькая, недавно на вызовах, наверно.

При нашем появлении проститутки страшно загалдели, как будто Ильнара Максимовна привела к ним Пола Маккартни.

— Роммма! — пропела одна из них, курившая сигару, от которой все кашляли. Правда, курение этой жабы оправдывалось тем, что она изрядно смахивала на Фиделя Кастро, только что без бороды.

— Рррроммма! — эхом пробасила толстуха, приглаживая свои бакенбарды. Это была дама повышенной волосатости. — Тебя что, к нам в бригаду на правах новой сотрудницы?

Все дружно грохнули. Не смеялся только я и Ильнара Максимовна. Она дождалась, пока смех утихнет, и строго заговорила, выстукивая сосисочным пальцем по столу:

— Значит, так Рома действительно может быть направлен в бригаду. Только не тем, кем Василиска сказала. Но у Василисы есть уважительная причина, чтобы так говорить: у нее мозгов нет. Всем прочим язвить не рекомендую. Работа есть, Гена Ген-чев в больнице. Пока он там, Рома будет его замещать. Он у нас парень толковый и не робкого десятка. Все понятно?

— Ухты! — басом грохнула толстуха Василиса, которая специализировалась на лицах кавказской национальности и редких арабах и индусах. — Рррома — сутер наш, что ли, будет? Уух ты!

— Да не ухай, сова! — перебила ее темноволосая, кажется, се Олесей звали. — Вы что, Ильнара Максимовна, серьезно это? Да >

— А что? Вам Роман не нравится, что ли?

Все снова грохнули, и сквозь смех Олеся пояснила:

— Да вы что, Ильнара Максимовна! Вы на него посмотрите! Как же он вообще может не нравиться, писаный красавец? Ведь вы на него тоже, поди, облизываетесь?

— Цыц, стерва! — гаркнула на нее «мама». Облизываться она на меня, конечно, облизывалась, но у нее в конторе был лкь бовник, громадный охранник Виталик, а также муж-мордвин, до невероятности тупой мужчина, не видящий ничего дальше своего разъехавшегося по физиономии носа.

— Стерва-то я, может быть, и есть, — продолжала неугомонная Олеся, озорно посматривая на меня, — у вас иначе нельзя.

Да только как нам с ним работать, Ильнара Максимовна, когда он такой хорошенький? Жалко его даже в сутеры присовывать-то! Особенно после нашего Геныча, который хоть и нормальный мужик, да все равно тощий, длинный, волосатый, глаз косит от постоянного вранья, грудь впалая, зато ноги колесом…

— …а хер у него воняет луком! — пискнул кто-то.

— Ну это уж тебе виднее, Натуля, — высокомерно сказала.

Олеся, — я не в курсах. Ну вот, Ильнара Максимовна, Рому-то мы все знаем, и Алку, то есть маму его, помним хорошо, классная она была. Но ведь мы с ним работать не сможем. Он для мужика как-то неприлично красив. Мы ж на него набросимся и трахнем, о работе позабудем. (Я вспомнил Яну и ее веселых подруг в раздевалке и подумал, что, верно, Олеся попала в десятку, даже если просто стебалась.) Какая ж тут работа, когда такой Ален Делон рядом. 1

— Кто это сказал, что он рядом? — отозвался я. — Я ведь, кажется, еще ничего не сказал. За меня Ильнара Максимовна тут подсуетилась. .