— За меня тебе не меньше месяца придется поработать, Роман. Так что ты еще должен знать, как с «приемов» соскакивать. «Прием» — это такая милая ситуация, когда клиент денег тебе почему-то не дает, а вместо этого сует в нос ствол или перо к горлышку приставляет и говорит, что ты в высшей степени нехороший человек, потому что зовут тебя сутер и папа твой мудак, и мама мудак, и дедушка-бабушка мудак и чмо со всей родней до седьмого колена. Ты выражать несогласие не торопись, потому как дуло в твои мозги нацелено, а тот, кто тебе все это говорит, сам мозгов не имеет, ему не понять. Он тебя спросит: «Где типа твои телки?» Отвечать следует четко и сдержанно, как в армии: «В, машине!» яволь! Ни в коем случае не улыбаться, «приемщики» любят улыбки еще меньше, чем мой ротный старшина Кондратов, который каждого улыбающегося считал пособником мирового империализма и желателем развала армии. Он так и говорил: желатель.
Мне прелести ротных старшин еще предстояло оценить, но тогда я об этом еще не знал и вполуха слушал о бандитах, существах куда более реальных, чем старшины Кондратовы:
— «Приемщики» часто говорят еще хуже, чем мой старин i на, но не дай бог их не понять! Не любят они непонятливых. После сцены с пистолетом обычно говорят: ну че, типа веди своих блядей, но чтобы без всяких там хитровыебанных примочек и штучек! Я, грит, с тобой пойду, подойдем к машине и скажешь своим шалавам, чтобы они выгружали свои манденн на воздух, проветрили и шли к нам. Только не вздумай водиле маякнуть, сразу на тот свет задвину, падаль! — Геныч кривит нарочито испуганную рожу и продолжает: — В таких случаях по лагается испугаться и делать, что он велит. Витя, водила, на такие случаи натаскан и сразу же смоется, увидев, что ты не один.
Но это все в случае, если главный «приемщик» ограничивается только тем, что я тут тебе растолковал. Если же он начинает квакать, что если машина с девчонками слиняет, то он тебя пристрелит, ни в коем случае писаться под это не надо. Надо сказать, что у вас с водителем договоренность: если я иду не один, то он срывает блядовозку и соскакивает вместе с телками.
Если главный «приемщик» человек высокой мудрости, то он может пойти на следующее: потребует позвонить в контору и скинуть то, что он тебе надиктует. Ствол, разумеется, возле твоей башки по-прежнему наличествует. — Геныч закрывает глаза, он уже, наверно, не столько мне рассказывает, сколько, быть может, вслух повторяет для себя впечатления от пережитого. И реализует назойливую, неотступную, как чесотка, посленаркозную потребность базарить, болтать, трепаться, грузить порожняк, и не очень порожняк. — Так вот, он надиктовывает тебе сказать следующее: «Доброй ночи, это я, Петя-Вася-Коля, ваш охранник, у меня все в норме, встретил в сауне старых друзей, вот сижу базарю. Машину я на случай чего оставил в двух кварталах от места заказа. Скиньте им на мой рабочий пейджер, он у них остался. Скиньте, что все чисто и чтобы они сюда подъезжали. Ну все, Лена, пока».
Вот, собственно, и все. Достаточно только добавить, что диспетчера в конторе зовут не Лена, а, скажем, Света, а если говоришь с хозяином конторы, то можно фамильярно назвать его Димой или Лешей, хотя он, скажем, солидный, средних лет, иапик Михаил Иваныч. После этого знать-то шоферу дадут, даже если у него и пейджера никакого нет. — В то время, помню, пейджеры были достаточной редкостью, это сейчас мобила такое же обычное дело, как менять носки. — Но только он свалит незамедлительно, а вот ты в конторе останешься. И после этого, когда они поймут, что облом, что кина не будет, можно огрести по полной. — Геныч открывает глаза и улыбается: — Вот, собственно, и все. Я, кстати, примерно после того, что тебе сейчас рассказал, и попал сюда. Отмудохали меня в самой надежной до того сауне. Хорошо еще, что не убили.
— И что, никак этого нельзя избежать?
— Почему — можно. Ты идешь и приводишь девочек Их там халявно трахают, а на твой счет ограничиваются парой ударов в торец. И все.
— Но ведь если бы ты пошел один, тогда можно сесть в машину и уехать! — удивился я.
— Да можно, конечно. Только у Вити машина — третья модель «Жигулей», а у этих обычно какой-нибудь «мерин». Или, на худой конец, «опель» или «фольксваген». Догнать могут запросто, и тогда уж точно убьют. У нас так одного и грохнули, а одну из девчонок изуродовали. Ты, Роман, не грузись так, — добавил Геныч, — я тебе самый худший расклад дал. А так мы на верняк работать стараемся. К тому же у меня ствол имеется тоже. Я как-то раз одному такому борзому, который пытался меня вот так, ляжку прострелил и рожу уже на полу расквасил, пару раз с ноги приложился хорошенько. Там еще пять лбов сидело — ничего, и дальше сидели, не пикнули. Это иногда и весело бывает! — добавил он и замолчал, а потом как-то сразу, с места в карьер, заснул и захрапел.
А я получил аванс от Ильнары Максимовны, купил продуктов и наконец наелся от пуза. А на следующий день, точнее, ближе к ночи уже вышел на новую работу.
Шестнадцатилетний сутенер