Нешкольный дневник

Заказ передали нам. Мы с Виталиком приехали. У него в кармане был русско-финский разговорник. Две дамочки Датауллины ждали нас. А потом в комплекте с этой милейшей леди я обнаружил две хари кавказской национальности, явно отягощенные непомерными сексуальными амбициями. Ребята решительно отказывались верить, что я не совмещаю в себе достоинства женского угодника и педераста. Причем пассивного. Я стал возражать, сказал, что за это нам никто не платил, но нас не поняли. Старшая Датауллина к тому времени уже узюзилась и почивала, веселились только дочка и два ее приятеля. Я попытался ситуацию сгладить, даже анекдот рассказал, но он не помог. Меня по морде бейсбольной битой благословили, а Виталика натянули. На меня тоже чурка взгромоздился, девка — дочка — ржет, весело ей, как мальчонок по вызову опускают. Зло меня взяло. Тому, что на меня лез, я башку раскроил его же битой, второго с Виталика содрал — и в окно, на мороз, чтобы немножко охладился. Понял — нужно удирать. Я девчонку схватил прямо за ее щель, ка-ак дернул, наверно, там у нее матка загнулась на манер Виталика, когда того в задницу трахают: где баксы, говорю, ты, сука зажравшаяся?! Зло меня охватило, душит, не отпускает. Весело ей, твари, когда людей вот так унижают, размазывают! Всю жизнь как сыр в масле…

В общем, бомбанули мы их, опустили на пять тысяч баксов в качестве моральной компенсации, а потом Фил жаловался, говорил, что звонил ему Датауллин, пригрозил, что всю контору Нины Ароновны спалит, к чертовой матери. Фил отписался как-то, «крыша» Нины Ароновны утрясла непонятку, только нас искала и «крыша», и менты, и датауллинские. Нине Ароновне я три тысячи баксов скинул, она сразу повеселела, сказала — вот это другой коленкор.

После этого и переехали в их коттедж Сначала она, Ароновна, перекрывалась, боялась, что нас запалят датауллинские либо собственная «крыша» прознает, что «блядская масть» по беспределу прокатывается — и тогда кранты и мне, и Ароновне, если не откупится. А потом я ее утряс. Наверно, еще и потому, что ей теперь за меня денег платить не надо было, у нас бартер был — она засчитывает мне плату за проживание в счет собственного долга за интим. Вот и все. Удачно, баш на баш, и все удовлетворены. Хотя мне, честно говоря, в напряг было переть эту курву, когда вокруг куча молоденьких девчонок.

Хрен — он ведь тоже нежелезный. После трех палок — а на меньшее она была несогласна — половой лимит съеживался до безобразно малых размеров. Иногда получалось: клиенты (клиентки) + барщина Ароновне = не стоит. Гениталии болят, а девчонки-то красивые, особенно Маша Дубровская, Ирка Кудели-на, ну и — Катя, конечно. Все они тоже выражали желание со мной перекувыркнуться. Иногда удавалось, когда Ароновна пьяная и в темноте, вместо себя к ней Юлика подкладывать. У того стоит всегда и по барабану, на кого. Надо — значит надо. Профессиональное.

Работа в этом досуговом центре была поставлена великолепно. Саратовская «Виола» куда хуже, хотя там было чему поучиться. Но контора Нины Ароновны, конечно, выше уровнем. Да и клиентура — не сравнить с саратовской. Случалось, что вызовы приходили от знаменитостей, всей стране известных. Реклама нашей конторы в десятках газет была и чуть ли не по телевидению. И мы четверо — я, Юлик, Алексей и Виталик — работали в штате, и очень успешно работали. Ирка Куделина долго хохотала, узнав, что меня зовут Роман, а еще есть Юлик по прозвищу Джульетта. «Ромео и Джульетта» & Со» — вот как они нас именовали с легкой руки Ирки! Они смеялись бы куда меньше, если бы знали, чем время от времени занимается эта самая «Ромео и Джульетта» & Со». А то, что смеха не вызывало, — это и была моя удачная мысль.

Мы стали грабить наших клиентов. Ненависть к ним долго во мне копилась. Еще с Саратова, еще с «Виолы» и того времени, когда я развозил бригаду с Олесей и Василисой по вызовам. Еще с того времени, как я привез на «крышу» Катю Павлову, а кодла с Хомяком во главе над ней издевалась. И я ничего не мог сделать. Ничего! И никуда это не уходит, это чувство собственной беспомощности, оно никуда не девается, а варится в груди, как в неком перегонном кубе, претворяясь в ненависть. Оно, как зверь в клетке, только ждет момента, когда можно будет вырваться на свободу.

Дождалось.