Нешкольный дневник

— Влипли, — проговорил он, выглядывая в окно. Вокруг было совершенно темно, придорожное дерево склонилось над нашей заглохшей машиной, как отец склоняется над заболевшим ребенком. Дорога, серела под уродливым серпиком луны, от освещенного КПП протянулись несколько полос света, косо взрезавших, как клинками, брюхо дремотной, остывающей ночи. Мне почему-то стало жутко. Хотя бандиты не могли нас видеть в этой темноте, все равно — я чувствовал, что не смогу просто так сидеть в этой безопасной тьме, и тем более не смогу уехать назад, оставить за спиной роковой КПП, где сейчас, быть может, уже творился беспредел. Беспредел — это вообще общий знаменатель того времени, как говорил один мой знакомый университетчик, который умер от запущенного сифилиса в веселом сочетании с алкоголизмом. Если бы тот попадос с Кирюхой и Костиком-Мефодием произошел несколькими годами позже, то следовало бы вызвать «крышу», прискакали бы братки, мило процедили сквозь зубки что-то вроде: «А маякнули нам, что тут типа тяги гулевые… типа будок пихают, а лавэ не шуршит!» Но тогда был беспредел, и каждый был сам за себя. Впрочем, когда у «Виолы» появилось конкретное крыше-вание, все равно я не позвонил бы, потому что и Костик, и Ки-рюха годом позже — по закону подлости — стали «крышей» Ильнаровой конторы.

Но это будет еще не скоро, а тогда, на ночной дороге, я чисто машинально произнес:

— Может, того… ментов вызвать?

Витька посмотрел на меня с презрительным недоумением:

— Да ты че, Рома, окончательно съехал, что ли? Каких ментов? Ворон ворону глаз не выклюет, а вот тебе кучу неприятностей можно огрести. Такая милая статейка в УК есть: за сводничество называется. До пяти лет. Конечно, менты по ней мало кого заластать могут, разве что распоследнего лоха и чмо, не на свою поляну влезшего, но тут дело касается этого жирного майора, наверно, не последнего члаэ-эка среди гаишников… коли уж он по городу с бандюганами рассекает и блядовозки «принимает», да еще так нагло, знаешь ли!..

С этими словами Витька-водила тоскливо оглянулся на КПП.

— Вот ведь обнаглели, суки… — выговорил он. — Менты с братками на пару проституток гоняют… ну нарочно не придумаешь! И ведь как будто мало блядовозок, что ли… именно нас, именно нас, а!

— Может, у Мефодия к тебе какие-нибудь особенные претензии, или он именно нашу контору хотел «приемом» опустить?

— Да че сейчас базарить… метелить языком в порожняк? Мы тут друг другу мозги будем трахать, а они там как раз трахают девчонок… на три жирные туши, а то еще и постового припрягут.

Мимо на высокой скорости пролетел большегруз, наша машина чуть качнулась от упругого толчка воздушной струи, и Витя уже злобно проговорил:

— Ух ты, номера-то у него казахстанские! Может, наркоту повез, а этим уродам и дела никакого нет! "Мри жирные! Этот постовой, вместо того чтобы остановить да обшмонать этого дальнобойщика, слюну там на наших телок пускает… может, очереди своей ждет…

Витя продолжал ныть в том лее духе, но его фраза о том, что постовой никого не останавливает, внезапно породила у меня смутную, еще окончательно не вызревшую, но все-таки идею, как нам попробовать вылезти из этого тотального попадоса. Конечно, свалить легче всего, и многие сутеры, поскулив на луну, так бы и сделали — убрались восвояси, поскреблись бы в дверь конторы и стали жаловаться на невезуху и на клятых приемщиков, мать их растудыть. А мне — мне представилось презрительное лицо Олеси, плохо скрываемая гримаса боли и бессильной ярости, и слова: «Ну че от этого сосунка Ромы ожидать можно? Он от материной титьки только вот-вот оторвался, а еще за чужими титьками присматривать взялся да еще сдавать их напрокат». Такая фраза — или наподобие, роли не играет.

Я вынул из бардачка коньяк, рывком опрокинул в рот граммов пятьдесят, выдохнул. Глянул на бунтующего и бинтующегося Витю, все более становящегося похожим на раненого Щорса, и сказал:

— Погоди, я сейчас посмотрю… — На этом фразу я посчитал завершенной, выскочил из машины и по обочине направился к КПП.

Постовой гаишник стоял с задумчивым видом и скреб свою непокрытую голову. Кепку он держал в руке, в той же, где была и полосатая палочка. Мудро-раздумчивый вид гаишника почему-то напомнил мне ученого по имени Ньютон из школьного курса физики, которому на голову упало то ли яблоко, то ли еще какой фрукт. Гаишник огляделся по сторонам, потом тоскливо обернулся на КПП, откуда сочились разлохмаченные, нестройные звуки оргии, и вздохнул. Верно, суровое начальство в лице пьяного майора Денисова приказало ему нести постовую службу и фильтровать поток транпорта. Правда, постовой не очень-то усердствовал, и неплохим доказательством тому служил пролетевший мимо нас минуты две тому назад грузовик, попавший в городскую черту безо всяких препонов. Быть может, виной подобной невнимательности была фляга, которую постовой время от времени вытаскивал из-под куртки и основательно к ней прикладывался. Козырек кепки мешал этому процессу, наверно, потому мент ее и снял.