Несколько дней из жизни следователя (сборник)

«С Черемных Сергеем Андреевичем я познакомилась в феврале 1977 года. Раньше несколько раз встречала его у себя в кафе, каждый раз он говорил, что ему меня приятно видеть и, если понадобится что-то, например билеты на концерт, я могу обратиться в любое время. В феврале во Дворце культуры, где работает Черемных, был концерт ансамбля «Желтые ромашки». Билеты оказалось достать очень трудно, и я обратилась к Черемныху, попросила два билета. Меня тогда удивил его разговор: он сказал, что сегодня ревновать не будет, но впредь ему бы хотелось, чтобы я заказывала только один билет. На концерт я пришла одна, так как подруга внезапно заболела. Он подсел ко мне, а после концерта сказал, что проводить не сможет, очень занят, но постарается встретить меня с работы. На следующий день он встретил меня в 7 часов вечера, проводил домой. Дома рассказал о своем детстве, о семье, о том, что с женой у него неурядицы. Потом сказал, что я ему давно нравлюсь и он хочет, чтобы я была с ним. Своим поведением, своими такими разговорами он очень расположил меня к себе. Я подумала: какой человек, сколько испытал в жизни и смог остаться таким порядочным! Каждый день он встречал меня с работы, провожал, говорил о своих чувствах ко мне. На 8 Марта он подарил мне маленькую сумочку. Больше никогда никаких подарков не делал. Встречались почти каждый день. Он говорил, что очень любит меня, что с женой уже давно не живет, что она за всю свою жизнь не прочитала ни одной книжки и что вообще они с женой разные люди. Говорил, что дочь Катя — очень больной человек, что она его любит и уход из семьи станет для нее трагедией. Но пообещал, что летом все же разведется, женится на мне и мы уедем в другой город: или Омск, или еще куда-нибудь. Он даже собирался занять у брата деньги на переезд. В апреле он сказал, что хочет поехать со мной в отпуск. Я сначала не соглашалась, говорила, что мне надо отдохнуть одной, но он настаивал, твердил об этом каждый день. По его настоянию и инициативе я взяла путевки на теплоход «Абхазия», и в конце мая мы с ним отправились в круиз. Проплавали десять дней, а потом сняли в Ялте комнату. Вернулись в Запорожье 22 июня. До 26 июня побыли с ним у меня на даче. На ваш вопрос отвечаю, что о своих знакомых в Москве он мне ничего не рассказывал. 4 июля я позвонила ему на работу и сказала, что у меня неприятности и что мне надо срочно с ним встретиться. Он ответил, что собирается в командировку в Москву. 7 июля он позвонил, сказал, что командировку отменили, и вечером мы с ним встретились. По существу заданных вопросов больше пояснить ничего не могу».

Петрушин побарабанил пальцем по столу.

— Значит, теперь надо полагать, что с обыском у Черемных

ничего не выйдет, она все ему рассказала...

— Нет, не должна, — успокоил Красин. — Они на днях кошмарно поругались, обсуждая судьбу их будущей крошки. Я не стал лезть в детали — дело, сам понимаешь, семейное, — но гражданка Бельдейко сказала, что видеть этого обманщика больше не желает. Похоже, что Черемных это вполне устроило. Протокол допроса Бельдейко я постарался составить в нейтральных тонах, чтобы не создалось впечатление предвзятости, но свидетельница вела себя очень возбужденно. Я даже предлагал ей воды.

— Не спросил, в каком состоянии был Черемных 7 июля, в понедельник, когда вернулся из Москвы? — поинтересовался Петрушин.

— Эх, Петрушин, какое там состояние! Она сама была в таком состоянии, что могла говорить исключительно об этом самом состоянии. Ты понимаешь, что такое двое детей от первого брака и еще один от поздней, зато светлой любви?

— Фотокарточки в Запорожье раздал?

— Занимаемся, — уклончиво ответил Красин. Он не любил посвящать следователя в детали. Свою работу обволакивал всегда туманом, время от времени делал многозначительные намеки, из которых явствовало, что все «на мази» и вот-вот произойдет что-то такое, от чего сердце Петрушина сначала сладко заноет, а потом сильно-сильно заколотится от восторга. Но в данном случае миновало уже полтора месяца, а обещанное состояние не приходило.

Однажды капитан Красин заявился к Петрушину с утра пораньше. Посидел в молчании, покурил, полистал, не читая, протоколы.

— Ты знаешь, — прервал он наконец молчание, — Михнюк недавно две с половиной тысячи на бегах просадил. Как тебе это нравится?

— Когда именно?—насторожился Петрушин.

— Где-то в мае.

— Откуда знаешь? — следователю вынь да положь источник информации, чтобы его можно было запротоколировать.

— Вот это лишнее, этого не надо, — начал наводить тень на плетень Красин. — Тотализатор—вещь хитрая, в ней разбираются только я да еще несколько человек. Ты этого не поймешь. Так вот, слушай дальше. Михнюк проиграл две с половиной тысячи, которые дал ему тесть на жилищный кооператив. Видимо, через тотализатор хотел получить трехкомнатную, но промахнулся, его серый в яблоках пришел последним.

— Он что, играл постоянно?

— Да как тебе сказать... Не так чтобы постоянно, но поигрывал.

— Послушай, капитан,— после долгой тяжелой паузы сказал Петрушин, — их уже стало трое, не хватит ли?