Несколько моих жизней: Воспоминания. Записные книжки. Переписка. Следственные дела

На Колыме был арестован и умер в магаданской тюрьме Иван Гаврилович Филиппов – член коллегии НКВД, бывший путиловский токарь, бывший председатель разгрузочной комиссии в Соловках, снятый в известном фильме «Соловки», направленный в чекисты еще в первые дни революции. Это было время чекистов-поэтов, когда Агранов был заметной фигурой в литературных салонах Москвы, Ягода покровительствовал Горькому и всем его затеям с трудкоммунами, когда следователь читал на память стихи Гумилева. Второй женой Ивана Гавриловича была библиотекарша Дома Герцена[352], ездившая с мужем и на Вишеру и на Колыму. Открывая Колыму, Берзин взял Филиппова с собой. Еще в 1935 году, к 3-летию Колымы, Филиппов получил орден Ленина, а в 38-м умер в магаданской тюрьме от сердечной слабости. Филиппова на посту сменил Гаранин, развивший бурную кровавую деятельность. Гаранина я видел раз сорок во время его приездов на прииск «Партизан». «Партизан» был вроде центра борьбы с контрреволюцией. Расстрельные списки читались на всех поверках. Об этом я написал в очерках «Надгробное слово» и «Как это началось», входящих в мою книгу «Артист лопаты». Было ясно, что Гаранина вот-вот арестуют и расстреляют. Эта особенность системы была известна очень хорошо. Так и случилось. В декабре Гаранин был объявлен «японским шпионом» («родная сестра разоблачила» – по тут же спущенной вниз легенде) и расстрелян. Заместителем Павлова по лагерю стал Вишневецкий, но этого повидать я не успел.

В бухте Пестрая Дресва погибло более трех тысяч заключенных. Бухта Пестрая Дресва на побережье. Там заключенные должны были строить порт. Нужное количество продуктов туда было завезено и помещено на складах возле моря. Начались зимние шквалы, и во время одной из бурь все продукты смыло в море.

Три тысячи человек умерли от голода, пока в Пеструю Дресву удалось забросить продукты. Вывести людей пешком не было, очевидно, возможности.

Павлов[353] с помощью Гаранина расстрелял на Колыме гораздо больше людей, но маятник судьбы качался, шел в это время в сторону сбережения людского состава после гаранинских акций. Павлов отдал под суд Вишневецкого, и начальник УСВИТЛа исчез. Его не расстреляли, разумеется, а просто перевели куда-то вниз, на Большую землю.

После Вишневецкого был, мне кажется, Дятлов, но судьба его мне не известна. Сейчас был Драбкин – он пробыл на должности несколько лет. Драбкина сменил Жуков из Ленинградского управления безопасности. После исчезновения Ежова силу стал набирать Берия, и на Колыму прибыл Жуков. Жуков был человек демократичный, подавал заключенным руку. Например, при объезде центральной больницы в 1952 году.

– Почему вы рапортуете «зэка»? Надо говорить не зэка, а заключенный. Не надо портить русский язык, – говорил Жуков старшему повару нашей больницы Юре.

После ареста Берии Жуков застрелился, не уезжая из Магадана. Какая сила управляет этими страстями, этими судьбами?

Возвращаюсь к Джелгале. В один из дней заключенных в бараках разбудили командой:

– Внимание, встать!

В барак вошла толпа людей в военных мундирах. Один из них вышел вперед.

– Вот я, позвольте представиться, Драбкин. Слышали?

Барак молчал.

– Я – самый главный на Колыме. Я – начальник УСВИТЛа, начальник вашего лагеря. Прошу задавать вопросы.

– Почему мы пересиживаем срок?

– То есть как пересиживаете срок – юридическая вольность какая, – весело говорил Драбкин своим спутникам-телохранителям. – Объясните.

– У нас кончился срок еще много месяцев назад, мы не были освобождены, и тут начальство не может объяснить, в чем дело.

– Где здесь начальник?

Местный работник предстал перед взором Драбкина.

– Что вы им, – жест в сторону заключенных, – не объяснили советских законов, что у нас никто не пересиживает срок? А вы, – Драбкин повернулся к задавшему вопрос, – разве вам не объяснили, что вы здесь находитесь до конца войны полностью на лагерном положении?

– Нам говорили в УРЧ – задержаны до конца войны, но никаких документов не присылали.

– Ах, вам не показывали документов. Ну, эту ошибку я легко исправлю. Еще вопросы есть?

Вопросов не было.

– Вот видите, а то говорите – пересиживаем, – улыбался Драбкин. – У нас нет людей, которые бы что-то пересиживали.

И Драбкин удалился. Недели через две из Магадана действительно прислали каждому по выписке. На основании распоряжения правительства от такого-то и такого-то числа и года…

Джелгала. Суд в Ягодном