Она плакала и говорила, что нет у нее сил перенести окружающие ее страдания людей, всхлипывая, рассказала, как ужасно живет еврейская беднота, как погибают от голода беспомощные старики и старухи; рассказала, что закрылись благотворительные сиротские дома и сотни детей ходят по квартирам, просят хлеба; рассказала, как старики-пенсионеры, милые и хорошие люди, работавшие всю свою жизнь, теперь стоят с протянутой рукой; рассказала, как страшно умер старик-генерал, живший в соседнем доме. Она рассказывала, а Поля убирала со стола тарелки, ножи, вилки, плетеную хлебницу, солонки, голубые чашки, в которых подавался компот.
- Вымой клеенку горячей водой, - сказала Марья Андреевна и провела рукой по столу - показала Поле тусклый след, оставшийся от пальцев. И пока Поля мыла клеенку, Марья Андреевна говорила, что помощь, которую она оказывает людям, ничтожна и нет силы, которая могла бы осушить море слез и страданий, принесенных революцией и гражданской войной.
Ее красивая седеющая голова тряслась, как у старухи, все сидели молча, а через стекла вместе с нежным светом садившегося солнца в комнату входил тихий, далекий вой:
- А-а-а-а-а-а...
- Да, - сказал доктор, - я хочу знать только одно: почему во время революции, которая сделана для счастья людей, в первую очередь страдают дети, старики, беспомощные и ни в чем не виноватые люди? А? Объясните мне это, пожалуйста.
Все вздрогнули от неожиданного звонка и молча переглянулись.
- Я открою, - сказал Коля.
- Ты с ума сошел, - вскрикнула Марья Андреевна и схватила его за рукав.
- Поля, - ласково позвал доктор, - Поля, пойдите к двери.
Звонок взвизгивал, чья-то безумная рука рвала его.
- Что вы девушку посылаете? - сказал Москвин. - Уж лучше я схожу.
- Через цепочку, через цепочку, - закричал ему вслед доктор.
Москвин подошел к двери, подбадривая себя, состроил рожу, спросил невинным голосом:
- Кто там?
И тотчас женский голос закричал:
- Откройте, ради бога, к доктору, к доктору! Ради бога, откройте, к доктору!
Москвин снял цепочку, щелкнул английским замком, но дверь не открывалась.
- Сейчас, сейчас, - сказал он и повернул нижний ключ, но дверь снова не открылась.
- Тьфу ты, черт, что такое? - бормотал он и увидел, что дверь была заперта еще на три железные задвижки и большущий крюк.
- Сейчас отопру, - сказал он и отодвинул задвижки.
- Доктор, доктор! - закричала старая женщина в платке и побежала в столовую.
- К сыну моему, доктор, умоляю вас, скорей! - говорила она, и платок хлопал, как крылья черной птицы.
Она была полна безумия, и казалось, что ее отчаяние могло заразить не только живых людей, но и камни, по которым она бежала сюда.
Но доктор, видевший страшную смерть в тихих комнатах и светлых больничных палатах чаще, чем воины видят ее на поле сражения, остался спокоен.
- Да перестаньте кричать! - сказал он и замахал руками. - Если каждый больной станет так звонить, то на вас звонков не напасешься. И зачем, спрашивается, вы ворвались в столовую?
Женщина посмотрела на него расширенными глазами. Ведь только сумасшедший может говорить про звонок и столовую, когда в мире случилось такое ужасное несчастье! Все спокойные люди были безумны. Кричать и выть должны они, - ведь ее сын погибает.
- Доктор, идемте, доктор, идемте! - исступленно говорила она и тащила его за рукав.
- И я пойду с вами, - сказал Москвин.
- Отлично, веселей будет возвращаться, - сказал доктор. - Вы пойдете в качестве фельдшера.
И Марья Андреевна дала Москвину докторский пиджак с широкой перевязью Красного Креста.
Доктор собирался медленно, а в коридоре он вдруг остановился и начал брюзжать:
- Вы имейте в виду, что во всем городе есть один безумец-врач, который выходит из дому вот в такие дни.
Пустые улицы казались особенно широкими, а дома с закрытыми окнами и наглухо забитыми парадными дверями стояли точно шеренги серых людей, ожидающих казни.
- А-а-а-а-а... - протяжно кричали привокзальные кварталы.
- Доктор, доктор, скорее, - всхлипывая, говорила женщина и тянула его за рукав.
- Да не могу я с моим миокардитом бегать как козел, - сердился он. Если вы хотите скорее, нужно было извозчика достать.
А когда они подошли к нужному переулку, Москвин услышал, как за воротами кто-то шепотом говорил:
- Это доктор, доктор, я его узнаю.
Должно быть, самооборона смотрела на них через щели в досках. Наконец они подошли к одной калитке. Москвин остался ожидать во дворе, а доктор с женщиной поднялись по черным железным ступеням кухонной лестницы.
Доктор пробыл в доме недолго, скоро он спустился вниз, и Москвин спросил его:
- Ну как, что с парнем? Доктор пожал плечами.
- Что, пустяки? - обрадовался Москвин.
- Какие пустяки? - удивился доктор. - Но вы себе представляете, чем я могу помочь молодому человеку, которому прикладом раздробили череп и который умер по крайней мере сорок минут назад? А? Как вы думаете, в таких случаях надо беспокоить врача?
Они вышли на улицу, и сверху донесся острый, сверлящий крик, в котором не было ничего живого и человеческого - так кричит железо, когда его сверлят насквозь.