Несколько печальных дней (Повести и рассказы)

Заговорил Патрикеев. Он говорил очень много и быстро, но ничего нельзя было понять из его слов. Главное - не было понятно, чего он хочет. Не то выходило, что через месяц фабрика остановится, не то он приветствовал новое постановление и предлагал завтра же переходить на советский графит, не то получалось, что вопрос должен решить Институт прикладной минералогии и что на исследовательскую работу понадобится по крайней мере шесть месяцев.

- На языке крупных специалистов это называется "гнать зайца дальше", шепнул Левин сидевшему рядом с ним Кругляку.

- Боязнь ответственности, - точно ставя медицинский диагноз, ответил Кругляк и шепнул про себя: "Хитрая муха!"

Патрикеев вдруг замолчал, и во внезапно наступившей тишине прозвучали слова:

- Отличный хлебный квас, в буфете только и спасаюсь.

Это в углу заведующий деревообделочным цехом, толстяк Гусеев, беседовал с помощником директора по рабочему снабжению. Все оглянулись на них, Гусев вытянул шею и изобразил на лице такую напряженную внимательность, точно это не он двадцать секунд назад на глазах у всех разговаривал про хлебный квас.

Выступил заведующий графитным цехом.

- Нужно пробовать, - говорил он и, поглядывая на Патрикеева, спрашивал: - Но вот вопрос: что пробовать и как пробовать?

- Вот это я у тебя и спрашиваю, - сказал Квочин, - ты ведь заведуешь цехом, а не я.

Потом выступали мастера.

- Мы уже пробовали, - говорил толстоносый низенький Горяченко. Пробовали еще при Карнаце, вот качество какое от этого будет получаться, и, понизив голос, точно беседуя с приятелями в пивной, он продолжал: - Вы ведь знаете, как теперь спрашивают с нас за качество, это ужас прямо!

- Да, надо раньше в институт, - говорил белолицый Капустинский,

Потом говорил директор.

- А нельзя ли через наркома в Совнаркоме РСФСР снова возбудить ходатайство о лицензиях? - вдруг спросил директора Патрикеев.

- Ну, товарищ Кругляк, давай, что ли, замены по твоей части, - сказал Квочин.

- Пожалуйста! - сказал Кругляк и пожал плечами. - Послушайте, ребята! - вдруг проговорил он, точно просил всех сознаться в чем-то. - Ведь вы просто не хотите ответственности. В чем дело? Ботогольский сибирский графит - кристаллический графит, с доброкачественной золой, чего вы боитесь? Нет, в самом деле, объясните мне, чего вы боитесь? И вы боитесь! - вдруг рассердившись, сказал он Патрикееву. - Факт, факт! Вы грустите, как скрипач на еврейской свадьбе, общее веселье вас не касается. Главный инженер валит на завцехом, завцехом на мастеров, потом все - на институт. При чем тут Совнарком? Гоняете зайца, в общем. В чем дело? Пусть он побегает.

Он обозвал мастеров "шаманами", ругал заведующего графитным цехом и главного инженера.

Слушая его, Патрикеев всегда удивлялся и недоумевал: почему он, Патрикеев, называет управляющего трестом по имени-отчеству и, говоря с ним, волнуется, почему секретарь ячейки для него, Патрикеева, личность таинственная и даже страшная: говоря с секретарем, Патрикеев почему-то менял против воли голос, говорил каким-то дурацким говором, вставлял в речь ругательства "для народности" и, кончая разговор, внутренне произносил: "Уф!", а вот Кругляк называл всех, без разбору, по фамилиям, однажды сказал управляющему трестом такое словечко, что Патрикеев обомлел, секретарь ячейки ходил в лабораторию каждый день, и Патрикеев видел, что они разговаривали так, точно Кругляк не был беспартийным инженером, а бог весть сколько времени состоял в партии. Сперва Патрикеев думал, что у Кругляка есть крепкая рука в союзном наркомате, но это не подтвердилось. И он никак не мог понять, отчего Кругляк не ищет подпочвенных связей, которые, по мнению Патрикеева, единственные могли помочь инженеру в работе. "Опираться на своих людей", "симпатия управляющего", "круговая порука", "не ссориться с нужным человеком", "не подводить своих", "не рисковать" - вот в чем залог успешной работы. А Кругляк со всеми ругался и не искал "подпочвенных" связей.

Видно было, что мастера-графитчики сердито переглядывались (Патрикеев знал, что мастера могут подложить большую свинью в работе), а Кругляк, совершенно не учитывая положения, говорил:

- Ну хорошо! Гоните зайца ко мне. Можете записать: внедрение советского графита поручается Кругляку. В чем дело? Только пусть коммерческий директор завтра посылает агента на Урал купить не две тонны, как здесь говорили, а сто тонн графита. Вся ответственность на меня, можете записать! - И он решительно распахнул пиджак.

- А чем вы будете отвечать, своим четырехсотрублевым жалованьем? раздраженно спросил Патрикеев.

- Своей честью советского инженера! Это мало, по-вашему, а? - в ярости заорал Кругляк и вскочил: казалось, вот-вот он полезет драться.

Все это было так интересно, что Левин перестал думать о неудавшейся поездке на пляж и оглянулся на Анохина. "Видал, брат, наших молодых!" хотел он глазами сказать приятелю. Но Анохина на диване не было. Он ухитрился незаметно улизнуть.