Несколько шагов до прыжка (СИ)

Телесная память действительно работала. Позиция, заход, прыжок, два оборота, выезд… В две тысячи шестом именно риттбергер вывел его на первое место в короткой программе и потом, по сумме баллов, на золотую медаль. Через пару дней после Олимпиады ему написал в ICQ Геллерт с лаконичным: «Посмотрел запись. Аплодировал. Сволочь ты, Перси». К тому моменту они активно соперничали уже без малого десять лет, и Персиваль только усмехнулся и отписал в ответ: «Спасибо. Сам горжусь».

После третьего прыжка Персиваль остановился и посмотрел на Ньюта. Тот кивнул, подъехал поближе, встал в позицию для захода на прыжок.

— Я понял, — почему-то негромко произнёс он, ободряюще глянув на Персиваля. — Скажи… у меня же правда получалось?

Сердце зашлось от горькой нежности — немедленно захотелось выколотить из Ньюта всё это дурацкое неверие в себя, встряхнуть, даже крикнуть — мол, ты умница, и не смей даже думать иначе, по крайней мере, в моём присутствии! — но Персиваль только улыбнулся:

— У тебя всё отлично получается. Давай.

Тройка, моухок, смена ноги, дуга… Персиваль не мог не смотреть на Ньюта, даже сам выполняя прыжок. Почему не мог, предпочитал не думать. Пусть Серафина и Куини спишут это на тренерскую привычку всегда следить за подопечным. Пусть…

Ньют тоже смотрел на него. Этак и косоглазие можно заработать. Обоим.

Конец дуги. Отрыв. Разворот.

Они вышли параллельно, подъехали друг к другу, по инерции схватились за руки, словно собирались заходить на поддержку или дорожку — и остановились, услышав звонкий смех Куини:

— Потрясающе, правда! Перси, а ты уверен, что выходить с Ньютом на лёд нужно именно мне?

Ньют сконфуженно фыркнул и аккуратно вытянул пальцы из ладони Персиваля. Тот на секунду стиснул зубы. Куини всегда отличалась поразительной способностью видеть то, о чём другие и не подозревали. И, судя по её реплике, сейчас как раз был тот самый случай. Плохо, Грейвз. Очень плохо.

Впрочем, она была разумной девочкой, и даже если что-то поняла, не станет ни с кем делиться своими мыслями и подозрениями, пока не решит, что пора или необходимо. Можно было, пожалуй, выдохнуть.

— Уверен, — ответил он, откатываясь подальше. В голове всё ещё звучали такты «Palladio», для программы под которую они, собственно, и отрабатывали этот риттбергер. — Так что иди сюда, и сделайте прыжок так же, как мы сейчас. И будете делать все полчаса, пока у нас не кончится время.

Куини, улыбнувшись, подъехала к Ньюту и остановилась, готовая заходить на прыжок. Персиваль отъехал к бортику, прислонился к нему и, заведя руку за спину, вцепился в него пальцами. Надеясь, что незаметно.

О том, что он увидел в следующие несколько секунд, он смело мог бы сказать: «Идеально». И сказал, собственно.

— Молодцы, — прибавила и Серафина, глядя на них обоих с такой гордостью, словно бы сама произвела их на свет и с пелёнок воспитывала на льду.

Ньют, развив какую-то невероятную скорость, подъехал к Персивалю и неожиданно повис у него на шее, словно только что не отработал рядовой прыжок, а откатал минимум короткую программу на Чемпионате мира. Мгновение спустя к нему присоединилась и Куини, и Персиваль мимоходом порадовался, что так удачно встал у бортика: не сделай он этого, и на льду могла бы образоваться куча-мала.

— Спасибо, — выдохнул Ньют, отстранившись через пару секунд, совершенно сумасшедший, оглушённо-счастливый. У Персиваля даже дух захватило от явившейся ему красоты и открытости. — Спасибо, Персиваль. Если бы не ты…

— Справились бы, — перебил он, совершенно не желая слушать подобные комплименты. В своих фигуристов он всегда верил куда больше, чем в себя самого как тренера.

Ньют упрямо мотнул головой:

— Но если бы не ты, это заняло бы куда больше времени. Спасибо. Мы ещё попробуем.

Персиваль кивнул и улыбнулся. Доехал до выхода, слез со льда, натянул чехлы и без сил упал на скамью.

Плечи всё ещё горели огнём после того, как на них побывали руки Ньюта.

И ему решительно не хотелось ничего с этим делать.

~

Адреналин всегда мешал уснуть — даже если вырабатывался несколько часов назад.

Ньют в третий раз перевернулся в постели, вздохнул, открыл глаза и уставился в пространство. Сегодняшняя тренировка далась ему настолько тяжело, насколько это вообще было возможно. По крайней мере, в самом начале.

Напрочь забылось то, что риттбергер — не самый сложный прыжок: в одиночестве, интереса ради, он в своё время и флип делал. Двойной, конечно, но тем не менее. И то, что когда-то, с Тиной, он его на соревнованиях вытянул. Не вытянула именно Тина, и, возможно, сегодня тоже сказалось именно её присутствие на льду: Ньют не мог смотреть на неё и не вспоминать тот неудачный прыжок, не давший им подняться выше семнадцатого места даже в короткой программе. И рассинхронизацию. И собственный недокрут сальхова — мало того, что недокрут, так ещё и приземление на две ноги…

Так что, признаваясь Персивалю в том, что «слишком много думает», Ньют отнюдь не кривил душой.