Персиваль, стараясь казаться спокойным, засунул руки в карманы пиджака. У бортика толпились чуть ли не все — и Ричард с Тиной, и Серафина, и Абернати, и Геллерт с Дамблдором и их подопечными, включая и Бэрбоуна, который скоро выйдет на лёд, и Честити Салем, у которой вообще произвольный прокат будет завтра.
Приятно, конечно.
Майерс и Колвин только что откатали свою программу. Блестяще откатали, на очень высокие баллы — их точно не получится достать. Ни той, ни другой паре. Ладно. На это, в конце концов, действительно никто не надеялся.
Персиваль поискал взглядом Лестрейндж и не смог сдержать ухмылку: вопреки здравому смыслу, она жадно смотрела на лёд, явно надеясь на ошибку бывшего партнёра. Персиваль не знал, о чём они с Ньютом говорили, но просто того, что этот разговор состоялся — и того, каким Ньют подошёл к нему после — ему было достаточно для желания порвать Лестрейндж на ленточки. Или как это говорят? На британский флаг.
— У них всё получится, Перси, — неожиданно бросил Геллерт. — Ты их отлично натаскал. А параллельного бильмана вообще ни у кого нет.
Персиваль поднял брови:
— Я в курсе, Геллерт.
Тот хмыкнул:
— Тогда не трясись, будь любезен. Ты вибрируешь.
Правда, что ли?..
Серафина стиснула пальцами его локоть, и он, встряхнувшись, глянул прямо перед собой.
Прокат начался.
Дорожка. Заход на риттбергер… есть. Чисто, изящно, без недокрутов.
Связывающие элементы, поддержка — отлично.
Выброс. Замечательно и почти чисто — если не считать того, что Куини слегка покачнулась при приземлении. Но не упала и спокойно вышла. Хорошо, хорошо…
Совместное вращение. Легко держась друг за друга, они оба чувственно откинули головы назад — молодцы, прекрасно.
Персиваль всё-таки сжал руки в кулаки. Никогда прежде он так не волновался. В конце концов, даже если Куини с Ньютом вдруг получат именно бронзу, это всё равно будет огромным прыжком вверх: за год с шестого на третье поднимались редко. Но, проклятье, как же не хотелось проигрывать именно Лестрейндж и Бэрку! Как же хотелось ошеломить всех именно серебром, которое на каждом Чемпионате мира стоило золота! Как же…
Он тряхнул головой. Ньют и Куини заходили на сальхов.
Прыгнули тройной и вышли. Красиво, спокойно.
Снова дорожка, «катание руками»… Персиваль не следил за временем и за тактами музыки. Просто смотрел. И пока прокат шёл отлично — он насчитал всего пару помарок, но помарки — не ошибки, и артистизм у ребят на высоком уровне…
Опять выброс. Флип. Идеально.
Тодес. Куини выгнулась так, что её причёска касалась льда. Ньют был в позиции циркуля с занятой правой ногой. Пресловутой правой. Медленно, согласно рисунку музыки, четыре оборота. Отлично.
Дорожка. Подкрутка. Тройная.
Поймал и спокойно поставил.
Финал.
Волчок, переход в либелу — и из неё в бильман.
Шесть… семь… десять оборотов. Десять, чёрт его дери! Как, как он умудрился, на последней тренировке едва вытянув восемь?!
«Ты теперь очень хорошо знаешь, насколько я гибкий», — всплыла в памяти совсем недавняя реплика Ньюта.
Они закончили прокат, сцепляя руки в замок над головами, образовывая этакий треугольник из тел — и кинулись друг другу в объятия, как только стадион взревел воплями и аплодисментами.
Персиваль с изумлением понял, что у него щиплет в носу и даже глаза на мокром месте. А, плевать. Нормальные переживания тренера.
Геллерт с чувством похлопал его по плечу:
— Я же говорил.
— Ты, безусловно, всегда прав, — голос звучал глухо из-за отпускавшего напряжения. Разумеется, это ещё было не всё, но сам по себе прокат заставлял рассчитывать на очень, очень высокие баллы.
А Лестрейндж поспешно шагала к воротцам на лёд, и лицо у неё было… мягко говоря, не самое довольное. Хорошо.
Подъехав, Ньют повис у Персиваля на шее, явно наплевав на всё и вся. Тот стиснул его в объятиях, уткнулся в плечо и только теперь смог выдохнуть. Он был рядом и, кажется, сам всем доволен. Этого уже было достаточно.
Отстраняясь, Ньют слегка стукнул Персиваля по спине плюшевым тритоном, которого держал в руке. Однако у зрителей и фантазия. Куини прижимала к груди очередного зайца и улыбалась, как сумасшедшая.
Никто ничего не говорил — слова просто не шли на язык. Геллерт со своими подопечными и Дамблдором отошли в сторону, коротко и наперебой поздравив с удачным прокатом, и Персиваль, Куини, Ньют и Серафина отправились ждать оценок.
Ньют явно психовал — уже постфактум. Во всяком случае, в руку Персиваля он вцепился до боли. Прямо перед камерами.
А потом Персиваль на несколько секунд оглох — и даже не сразу понял, что кричит вместе со всем стадионом и своими спортсменами. Второе место и личный рекорд. Отрыв от Майерс и Колвина, конечно, всё равно был достаточный, но… но если они продолжат в том же духе — через год, может быть, и повторят ситуацию двадцатилетней давности на Олимпиаде.
Результаты чётко показывали: у них был шанс обыграть фаворитов. Не сейчас, так позже.
А потом его обняли с двух сторон, и он прижал к себе и Куини, и Ньюта — им было, чему радоваться. Даже если их сейчас вдруг опередят… нет, об этом лучше просто не думать.