— В больнице… в вашей… на скорой… — каким-то сдавленным голосом ответил сын.
— Понял тебя. Еду к тебе. Маме звонил? — спросил я, выезжая на главную.
— Нет, — коротко ответил сообразительный Федька.
— Правильно, сынок, не звони. Начнёт сейчас паниковать раньше времени. Я ей сам позвоню, скажу, что ты у меня ночевать останешься, — предупредил я сына.
Вот что-то подобное я ожидал. Нет, конечно, не думал, что дело дойдёт до киднеппинга. Что Федьку моего. И вообще, не думал, что господин Бессонов о себе заявит именно так. Решил таким образом на Ксюху надавить. Семьи захотелось? Добро, Бес! Получишь… по-семейному получишь.
Звонок от Ксюхи. Отвечать, не отвечать.
— Да, Ксюша.
— Привет, майор! А я уже домой выдвигаюсь. А ты где? — счастливым голосом поинтересовалась любимая женщина.
— Послушай, Ксюш.
— Андрюш, я тут хотела с тобой посоветоваться. У Женьки через пару недель день рождения, и я вот чего придумала. Давай вместе на целый день забуримся в Аквапарк! Там так здорово! И Федю с собой возьмём. Как думаешь, милый? — быстро-быстро, боясь, что её не дослушают, затараторила Ксения.
— Фёдор в больнице. Я сейчас к нему еду, — как мог спокойно объяснил я.
— В больнице? В какой? Я тоже к нему. Женька с тобой? — взволнованно спросила Ксюша.
— В нашей районной. Приезжай, я тебя встречу.
Ну, хоть здесь немного повезло, дежурный хирург сегодня был старый знакомый — Михаил Иванович. Палата была двухместной. Федька с пластырем на всю скулу полулежал на кровати и с интересом наблюдал, как хирург вертел в руках его рентгеновский снимок головы, разглядывая его поверх очков. Увидев меня, Федька болезненно улыбнулся и сказал, обращаясь к доктору:
— Мой папа.
— А! Андрей Васильевич, если не ошибаюсь? А я думаю, однофамильцы или родственники? Ну, что, господин полицейский, травма у вашего парня серьёзная, но не критическая. Сотрясение мозга однозначное. Причём довольно серьёзное. Рваную рану на скуле мы зашили. Теперь… что нам с вами говорит рентген? Вот полюбуйтесь. На скуловой кости довольно серьёзная трещина, расположенная практически на границе с височной костью, — тыкая толстым пальцем в снимок, разъяснил мне хирург. — Понимаете, я надеюсь? — многозначительно поднял вверх указательный палец доктор, переходя на шёпот.
Честно говоря, ни черта я на этом снимке не разобрал. Но оснований не верить Михал Иванычу не было, поэтому, согласно кивнув, я спросил:
— И как долго, доктор, ему у вас прохлаждаться?
— Не было бы такого сотрясения, выгнал бы уже завтра. Не хрен койко-места занимать, понимаешь. Но парня до сих пор шатает, вон зелёный какой, — озабоченно ответил хирург, светя Федьке в глаза маленьким фонариком.
— Вот вы где. — пытаясь восстановить дыхание, тихо сказала Ксения, заглянув в палату.
— Ксюш, прости… не смог… — морщась от боли, попытался извиниться Фёдор.
— Ксюша, подожди, пожалуйста, в коридоре, я сейчас выйду, — решил предупредить я всякие расспросы при докторе.
— Доктор, разрешите, я с сыном переговорю?
— Конечно, только ему бы лучше помолчать. Вы говорите, а он пусть слушает. Проводите меня, — предложил Михаил Иванович.
В тамбуре палаты, почти перед самой дверью, доктор понизил голос и сообщил малоутешительные факты:
— При парне не хотел… Федя без сознания находился более минуты. Удар был нанесён металлическим предметом, предположительно кастетом. Сильный, выверенный удар. Поэтому на скуле рваная рана, приличная трещина скуловой кости и довольно серьёзное сотрясение головного мозга. Кастет в руках профи — дело серьёзное. Надо же… подростка не пожалел. И ещё… буквально сантиметр левее, и эта железяка разнесла бы височную кость. Поверьте, там кость слабее. Я знаю, о чём говорю. И результат был бы более плачевным. Найдите этих уродов.
— Я понял, док. Найду, — кивнул я, чувствуя, как холодный пот противно холодит между лопаток.
Выглянув в коридор, я кивнул Ксении и опять скрылся в палате. Сосед Фёдора по палате был в столовой на ужине, так что можно было поговорить спокойно.
— Рассказывай, сынок. Только коротко, а то, я смотрю, больно тебе, — сказал я сыну, присаживаясь на край кровати.
Федька замотал головой, жестами показывая, что говорить ему пока трудно. Но потом чуть приоткрыл рот и тихо сказал одно слово:
— Написал.
На одном тетрадном листе убористым подчерком Фёдор изложил всё, что с ними произошло с момента выхода из детского сада и до момента потери сознания. Вот этот текст: