Нескучная жизнь policeman(a) Чапаева

До самой Управы в салоне моего «барсика» так хрустело, что аж в ушах колокольчики дилинькали. Сухариков хватило всем. Потому как карманы в комбинезоне прапорщика Сомовой были бездонными.

Ах… эта свадьба!

После дежурства сон был крепкий, но недолгий. Домой не поехал… А смысл? Ксюше под утро написал понятную эсэмэску: «Привет.) Извини, ехать домой смысла нет. Посплю, если дадут, в кабинете. Целую. До вечера». В отделе знали, что их шеф после бессонной ночи, и в закрытую дверь моего кабинета не долбились. Но это в отделе… Меня разбудил звонок телефона. Вернее, немецкий бравурный марш, который я всобачил на все номера телефонов, принадлежащие сотрудникам Управления собственной безопасности. Ну, этот… знаете? «Дойчен зольдатен унтер официрен…» Было смешно, но не сегодня, спать хотелось зверски. Посмотрев на часы и произведя в уме сложное математическое действие, понял, что спал один час двенадцать минут.

— Чапаев, слушаю, — ответил я, опять закрывая глаза и ложась ухом на телефон.

— Здравствуйте, Андрей Васильевич, Лобов беспокоит. Товарищ подполковник, вас приглашает для беседы полковник Лядов. Я записал вас на одиннадцать… Удобно будет? — спрашивает капитан Лобов, хотя я понимаю, что ему глубоко наср… — удобно мне, неудобно.

— Понял, буду. Гена, а ты не в курсе… — но меня уже не слушают, меня уведомили и ждут в одиннадцать. Вот же…

В дверь смело постучали. Вот откуда они поняли, что уже можно ломиться? Ну, что мне — стрелять на поражение за каждый час недосыпа? Встаю с диванчика, шлёпаю босыми ногами по холодному линолеуму, открываю замок и в образовавшуюся щель между косяком и дверью приветливо говорю:

— Какого хрена… никого нет дома! Пошли все…

— Васильич, это мы… — слышу жизнерадостный голос выспавшегося в собственной кровати, позавтракавшего на собственной кухне мерзавца Дроздова.

«Мы» — это, собственно, сам старший лейтенант Дроздов и уже почти бывший мой оперативный сотрудник — лейтенант Лядова Светлана Ивановна. Чуть не забыл, Лядова же сегодня последний день трудится в отделе. Переводится в Группу аналитической поддержки. Предательница. Иван что-то прячет за спиной, а Светлана в руках держит поднос с одной, но очень красивой чашкой дымящегося кофе. Сквознячком потянуло в мою сторону, от запаха в меру поджаренной «арабики» руки безвольно опустились, и дверь в кабинет открылась, впуская молодых и борзых. Сама кофейная чашка, грациозно стоящая в центре подноса, была выполнена в восточном стиле. Эдакий симбиоз керамики и изящной ковки из мельхиора. Интересно, назад унесут?

— Трогательно, — стоя на холодном полу и не зная, куда деть босые ноги, признался я. — Если хотите, могу всплакнуть от умиления! Я так понял, последняя чашка кофе от Лядовой?

— Ну почему последняя, Андрей Васильевич… Буду к вам забегать, если не прогоните. Я же работать буду практически над вами, на третьем этаже, — как-то растерянно и с некоторой неуверенностью в голосе ответила Светлана, проходя к столу.

Наконец и Дроздов, подражая манипуляциям фокусника, артистично вытащил из-за спины красную с золотом глянцевую коробку с армянским коньяком, а из кармана куртки — ярко-жёлтый, с пористой шкуркой импортный лимон. Принимая «скромный семизвёздочный» подарок, я спросил, подозрительно глядя на Дрозда:

— Ванька, если ты мне вот сейчас скажешь, что тоже переводишься из нашего отдела… Разверну всю эту вашу процессию взад!

— Ага, щас! Не дождёшься! Наливаю, Васильич? — в поисках свободных ёмкостей заметался по моему кабинету Иван, передавая лимончик Светлане.

— Но только по одной. Меня к себе в одиннадцать её папаша вызывает, нужно успеть ещё зубы почистить и морду поскоблить. Наверное, по твоему поводу, Свет?

— Не знаю… не думаю, Андрей Васильевич. У нас же с папой в силе уговор. Он моих решений не оспаривает. Явно, по крайней мере, — ответила Лядова.

— И всем говорит, что они однофамильцы! — попытался пошутить Дроздов.

— Подожди… что-то не пойму. Так перевод из нашего отдела в «аналитическую богодельню» — это чисто твоё решение? — опешил я, до сих пор думая, что это Лядов-старший так решил и настоял на переводе своей дочери в более спокойный отдел Управления.

— Нет… скорее, это наше общее решение, Васильич. Моё и Светланы, — неожиданно посерьёзнев, ответил за Светлану Дроздов, ставя на стол две рюмки.

— Удивил… ну-ка, рассказываем всё как на духу. А почему две? — спросил я, намекая на неравное соотношение рюмок и присутствующих.

— А вот с этого нужно и начинать, — вдруг широко заулыбавшись, ответил Ванька, решительно свернув «головку марочному армянину».

— Беременная я, товарищ подполковник, — тяжело вздохнув, как-то виновато сказала Светлана, опустив голову.

— Ага! Представляешь, Чапай! — засмеялся счастливый Ванька, чмокнув в щёку свою невесту. — Понять не можем, как получилось! — продолжил балагурить Ванька.

— Срок пока небольшой, но Ваня настаивает… — продолжила каяться Лядова, царапая маникюром шкурку лимона.