Они поначалу хотели даже изъять книгу. С трудом удалось их убедить в абсолютной легальности данного сочинения.
В пылу дискуссии один из блюстителей порядка заявил: — Из-за таких вот книг в народе дух бунтарства процветает. Дурные примеры заразительны. Нельзя внушать простолюдинам вредные идеи. Чем больше народ просвещать, тем больше опасности для просветителей.
Ананий горячо возражал. Время покажет, кто был в этом споре прав. Приближался семнадцатый год.
Эпизод тринадцатый
На распутье
Когда в провинцию дошли слухи об отречении Николая Второго, Варенька, женским сердцем чувствуя беду, сказала мужу: — Я боюсь. Давай уедем в Америку. Зловещее предсказание цыганки припомнила.
Ананий не соглашался, приводя такие соображения: — У нас сейчас на счету пятьсот тысяч, вот догоним до миллиона — тогда и уедем (в ту пору рубль равнялся двум долларам).
Однако галопирующая инфляция быстро обесценивала любые состояния, а в конце 1917 года стало ясно, что время для переезда упущено. В Топольном появились дезертиры, бежавшие с фронта. Своими россказнями они до того заморочили голову мужикам, что те собрались разбираться с «мироедом Комаренко». Хорошо, что староста Степан Маркелович предупредил. Уезжали наспех, ночью, оставив мельницу и дом на разграбление мародёрам.
Плещеев, правда, успокаивал: — Большевики — это ненадолго, два-три месяца, и каюк!
Ананий не соглашался: — Пожалуй, лет пятьдесят продержатся, пока народ прозреет. Но и он ошибся. Этим авантюристам удалось дурить голову народу почти семьдесят пять лет.
Эпизод четырнадцатый
В эпицентре враждебного вихря
Если в Москве и Питере большевики держались за счёт тотального террора, то на периферии их власть была поначалу слабой и быстро рушилась. В Семипалатинске она просуществовала с января по июнь 1918 года, затем до декабря 1919 года город находился под властью Сибирской директории, затем — Колчака. Наиболее боеспособными частями здесь были анненковцы.
Однако предательство белочехов резко изменило обстановку в пользу Красной армии. Под её ударами, при содействии сибирских партизан, колчаковский фронт дрогнул и начал рассыпаться. Атаман Анненков, сберегая силы для отступления в Китай, не стал оборонять Семипалатинск, покинув его без боя. Следом за ним в начале декабря в город вошёл Четвёртый крестьянский корпус партизанской армии Мамонтова под командованием бывшего царского офицера поручика Козыря.
Этот человек совершенно невнятной политической ориентации, член партии эсеров, а по убеждениям — анархист, чувствовал себя, как минимум маленьким Наполеоном. Ворвавшись в город, он милостиво разрешил своим «орлам» под видом определения на постой пограбить мирное население.
И вот, в дверь дома, где квартировала семья Комаренко, громко постучали. Вошедшие потребовали предъявить документы, деньги и драгоценности. Вдруг один из вошедших, с красным обветренным лицом воскликнул радостно: — Анашка, сукин сын, здравствуй! Не узнаёшь, что ли? И не дожидаясь ответа, продолжил: — Шелковенскую мельницу помнишь?!
После этих слов Ананий Иванович узнал забияку, посаженного им когда-то в лужу. Краснолицый не умолкал: — Как живёшь, землячок? Деньги-то есть?
Комаренко тихо ответил: — Деньги все были в банке, а теперь экспроприированы. Вашей же властью.
— Ну, а выпить хотя бы есть? — вставил слово второй партизан. — Я не пью ребята. Могу чаю предложить.
Это предложение рассмешило партизан. Краснолицый скомандовал: — Собирайся. Пойдёшь с нами.
Ананий Иванович всё понял, твёрдо сказав жене, выбежавшей на крыльцо: — Варя, вернись!
Но бедная женщина бежала за ними следом до самой резиденции Козыря, где её дальше порога не пустили, сказав только, что её муж арестован и разбираться с ним будут завтра. В слезах Варвара Васильевна вернулась домой, ведь Руфочка там оставалась одна. Всю ночь они просидели в жутком оцепенении, не сомкнув глаз.
Наутро Варя снова появилась в штабе партизан, но ничего выяснить не смогла. Анархия там творилась полнейшая.
Только на второй день с помощью верного Хасена отыскала несчастная женщина на Иртыше полузанесённый снегом труп своего мужа. Знакомый врач, осматривавший тело погибшего, пришёл к выводу, что обе раны были не смертельны, а потерявший сознание человек просто замёрз.
Эпизод пятнадцатый
Неправедный суд
Поручик Козырь в тот вечер изрядно заправившись смесью спирта с кокаином, чувствовал себя уж совсем Наполеоном. В его мозгу вызревал дикий план мятежа против советской власти.
В этот момент и доставили к нему Анания Комаренко. — Кого это вы мне привели? — Козырь чувствовал себя уже Понтием Пилатом.
— Это шелковенский кулак. Меня на мельницу не пускал — доложил красномордый.
— А ну, становись на колени и проси прощения у людей, — лениво процедил Козырь.
— Где ты здесь видишь людей? Это же дерьмо в человечьем платье! — довольно дерзко ответил Ананий Иванович.
— Ах, вот как! Отдаю его вам, ребята. Делайте с ним, что хотите, — новоявленный Понтий Пилат картинно прикрыл глаза.