В голосе Богуцкого слышалось недовольство.
– Она вас любит.
– Наверно. А почему ты спрашиваешь?
– Ну вот и невесту вам нашла.
– Кхек.
Босс кашлянул, я крепче вцепилась в него. Не стоило заводить таких тем, они и мне удовольствия не доставляют, и шеф может подумать, что я лезу в его личную жизнь.
– А твои родные, Екатерина? Рады тому, что ты скоро станешь мамой?
– Я им еще не говорила.
– Почему?
– Папа не поймет. Он очень набожный, а я… я не замужем.
Я это сказала и застыла. Может, босс предложит не только постель мою согреть, но и к алтарю со мной сходит? Так, так-так. Нельзя об этом думать, до добра такие мысли не доведут. До алтаря – тем более.
– Я бы на его месте тоже не понял, – закивал Богуцкий.
Это он сейчас про меня или про свою потенциальную дочь? Мне представилось, каким был бы босс отцом. Картинка понравилась, в ней Даниил Леонидович был заботливым и нежным. И ружье хранил не слишком далеко, чтобы отпугивать женихов дочери. Это вызвало у меня смешок.
– Что случилось, Самойлова?
– Представила, каким вы были бы папой.
– Для кого?!
Теперь в голосе шефа было такое изумление, что я поняла – сплоховала.
– Ни для кого. Я абстрактно размышляю.
– В данный момент или вообще?
– В данный момент.
– Хорошо. Итак, ты представила, каким бы я был папой. Для дочери или для сына?
– Для дочери.
– А кто, как ты думаешь, у тебя родится?
– Я об этом не думала.
– А если пофантазировать?
– Не знаю… похоже, что девочка.
Босс в ответ промолчал, только почему-то прижал меня к себе еще крепче. Даже разговаривать ни о чем не хотелось, я чувствовала себя в безопасности и это избавляло от страхов через секунду расплющиться в упавшей кабине.
– О чем вы думаете? – нарушила я тишину, когда она стала угнетающей.
– О том, что довольно странно обнимать беременную женщину.
– Мужчины иногда так делают.
– Обнимают беременных женщин, которые носят чужих детей?
Я прикусила язык. Совсем недавно шеф предлагал запрыгнуть ко мне в постель, а сейчас ему странно меня обнимать. Мужчины… что с них возьмешь?
Подыскав ответ, который бы не выдал меня, я собралась сказать Богуцкому, что думаю, но свет в лифте моргнул, кабина чуть опустилась.
– Мамочкиии, – завизжала я, сжимая папку в руке и впиваясь пальцами в пиджак шефа. В палец воткнулось что-то острое.
Босс не без сопротивления отстранил меня и встряхнул.
– Все в порядке, мы живы!
– Да. Мы живввы, – клацая зубами, ответила я.
И тут его взгляд упал на папку, по которой уже стекала струйка крови.
– Что это?
– Порезалась острым.
Босс вытащил документы из моих сжатых пальцев, осмотрел ранку в свете телефона и вдруг… взял мой палец в свой рот. Я снова забыла о страхе. По телу прошел озноб. Рот Богуцкого был горячим и влажным, а язык, которым он обводил подушечку пальца, обжигал.
Свет в лифте включился неожиданно. Я зажмурилась от яркости и удовольствия. Кабина плавно поехала вниз, и я с сожалением поняла, что Даниил Леонидович уже выпустил палец изо рта. Я же так и стояла с вытянутой рукой.
– Обязательно обработай чем-нибудь, – велел босс, когда лифт остановился на нужном этаже.
– Угу, – кивнула я и когда вышла из кабины, до меня дошло, что случилось. Трясущимися руками вытащила телефон, набрала номер подруги.
– Вика! Кажется, у меня есть, откуда взять материал шефа. Только я боюсь, что его слюни высохнут.
– Где высохнут? Он что тебя…
Вика замолчала, я же поняла, о чем она думает.
– Нет! Расскажу потом.
– Сейчас же звоню Васе. А ты дуй в его контору. Срочно, Самойлова! Мы близки к правде!
Даня
Никогда раньше не думал, что застревание в лифте может стать столь приятным времяпрепровождением.
Впрочем, я до Самойловой вообще много о чем не думал и много чего не делал. Например, не воровал чужие полотенца и уж тем более в них не кончал. Не говоря уж о куче перепорченных брюк, чья гибель была тоже на совести Кати.
А еще – я не вел с женщинами странных бесед в лифте. С теми женщинами, что на меня не работали, я вообще предпочитал заниматься вовсе не разговорами. Но Самойлова была исключением.
На лицо против воли налезала идиотская улыбка при воспоминании о том, как я зализывал рану Кати, весьма кстати ею полученную. Ее пальцы были приятно-прохладными и казались в моих руках такими трогательно-хрупкими и изящными. И в тот момент, когда мой язык касался ее кожи, я готов был поспорить на что угодно – Самойловой нравилось все, что я делал! А мне так дико, так безумно хотелось попробовать на вкус ее всю, что, выходя из лифта, пришлось прикрыться портфелем, чтобы никто не увидел тлетворного воздействия Самойловой на мою мужскую честь.
Смакуя ощущения, порожденные недолгой, но остро воспринимавшейся близостью Самойловой, я напрочь забыл о том, что собирался поставить ее раком. Для мытья полов, то бишь. И уж подавно у меня из головы вылетело, что я согласился на смотрины какой-то там созревшей деревенской ягодки.
К несчастью, любимая тетушка на память не жаловалась и притащила свою протеже прямиком ко мне в офис вечером того же дня. А я ведь собирался отовраться от такого счастья, да не успел.