Неслышный зов

— Навряд ли. Бандиты вооружены. Недавно одного выследили, так он пальбу открыл… живьем не дался. У него-то и нашли носовой платок, на котором вышит знак — на фоне елки ландыш.

— А нашим ребятам можно об этом сказать? — спросил Ромка.

— Пока нельзя, потерпи.

КОМБИНАТОР

По Невскому я прошел к Гостиному двору со стороны Перинной линии. Гурко на месте не оказалось. Остановясь у киоска на самом бойком месте, от нечего делать я стал наблюдать за потоками пешеходов, снующих на панели и под сводами длинной галереи.

Публика была здесь разнообразной. Нетрудно было узнать приезжих. Взмыленные от беготни по магазинам, они сидели на мешках или фанерных баулах, поедали горячие пирожки или мороженое. С кошелками, озабоченные, плелись домохозяйки, а их обгоняли деловые люди. Прогулочным шагом фланировали лишь модницы и модники, они подолгу скептически разглядывали товары, выставленные в витринах, курили, смотрели, что с рук продают спекулянты…

Внимание мое привлек странный нищий. Он был в темных очках и длинном черном пальто с вытертым бархатным воротником. На груди его висела картонка. Крупные буквы, выведенные каллиграфическим почерком тушью, взывали: «Помогите бедствующему литератору». На земле у его ног лежала побуревшая и, видимо, когда-то дорогая фетровая шляпа.

Я приметил, что этот уже немолодой мужчина с серым вытянутым лицом, надев темные очки, прикидывается слепым. Он не обращал внимания на бредущих домохозяек, на провинциалов и служащих, а бормотать начинал, когда появлялись пешеходы с интеллигентной внешностью или хорошо одетые. Поворачивался так, чтобы надпись бросалась в глаза. В шляпу то и дело со звоном падала мелочь, летели рубли и трешки. Литератор же стоял в почтительной позе и благосклонно принимал подаяния.

За моей спиной послышался негромкий голос Гурко:

— Позиция выбрана правильная. Отсюда я и наблюдаю.

Младшего Зарухно было не узнать. Он наклеил узкие усики, надел серую кепку, такие же бриджи, куцую куртку и поношенные черные краги.

Видя мой насмешливый взгляд, Гурко сказал:

— Приходится всякий раз менять внешность, чтобы Ржавая Сметана не приметил слежки. Сейчас он подойдет к нищему. Ты стань поближе и послушай, о чем они будут говорить. Потом пойдем следом.

Чтобы не просто торчать около нищего, я купил у торговки пару горячих пирожков и, стоя спиной к «бедствующему литератору», принялся не спеша их жевать.

Вскоре действительно появился Антас. Он пришел с портфелем, опираясь на полированную трость. Большие роговые очки скрывали его белесые ресницы. Подойдя почти вплотную к нищему, Антас спросил:

— Принесли?

— Как условились. Но цена будет другой. Каждое письмо по полтора рубля.

— Писем не беру, — ответил Антас. — Как со статьей?

— Без писем статьи не отдам.

— Это же обираловка! Хорошо, плачу по рубль двадцать… в последний раз.

— Не нужна ли фотография Анны Ахматовой? С сыном и мужем? Отдам за синенькую.

— Хватит половины.

— В хорошем состоянии, с автографом.

— Приносите за трешку. В субботу не забудьте заглянуть к некрасовской родственнице… не завалялись ли рукописи из «Современника»? Вспомните адреса спившихся прозаиков и литературоведов… пойдут по полтиннику. И сядьте наконец за стол! Довольно вам здесь время терять.

— Это мой основной заработок, — возразил «бедствующий литератор». — Не могу усадить себя за стол. Я поэт! Мне уготована судьба мученика…

Не слушая оправданий, Антас отошел в сторону, отсчитал несколько рублей, затем вернулся к нищему, сунул деньги ему в руку и, получив в обмен сверток, сказал:

— Завтра в это же время.

— Сменю место. На углу Литейного у букиниста.

— Понял… Одобряю.

И Антас зашагал к каналу Грибоедова. Гурко присоединился ко мне, и мы пошли следом на небольшом расстоянии от него. Здесь, среди спешащей и прогуливающейся публики, мы были неприметны.

— Как ты думаешь, что у них за дела?

— Видно, Ржавая Сметана наткнулся на золотую жилу… Не могу только понять, что он скупает и для чего. Видится с какими-то старыми барыньками, ручки им целует… подкармливает пьяниц, водку им приносит… в общем, опять завел рабов, только не мальчишек, а пожилых людей. И не ирисками расплачивается, а учтивостью, угодничеством, рублем. Теперь не металл его интересует, а бумага, книги и какие-то статьи. Куда он их сплавляет? Выследить не удалось, но я его накрою… изобличу! Рома, поспрашивай у своих литкружковцев, может, они о нем и о нищем чего знают. Для меня всякие мелочи ценны.

— К чему тебе это все? — не понимал я школьного товарища.

— Как к чему? По твоему же совету стал разоблачителем Антаса, правда неудачным. А теперь я действую по-шерлокхолмсски. Антас больше не ускользнет. Становись моим доктором Ватсоном. Я тебе много сюжетов дам.

— Хорошо, поспрашиваю, — согласился я. — Только, думаю, ничего интересного не обнаружим. Обыкновенная спекуляция антикварным барахлом. Он же комбинатор, на копейку рубль зарабатывает.