Лица у ребят были потными и закопченными. Но их носы и щеки потемнели не после игры в песочек, а от настоящей работы литейщиков. Сегодня они получили боевое крещение огнем и клокочущим металлом. Многим не терпелось скорей увидеть в металле свое изделие, но мастер не разрешал разнимать опок.
— Успеете, пусть затвердеет.
Только минут через пятнадцать он сам поднял крайнюю опоку и вытряхнул из нее перегорелую посеревшую землю. И все увидели уродца: толстую, обросшую наростами втулку.
— Слабовато земля утрамбована, — определил мастер. — Металл тяжелый, размыло. Чья работа?
— Моя, — едва слышно отозвался Тюляев.
Так были вскрыты одна за другой все опоки. Добрая половина отлитых изделий имела тот или иной брачок.
— Еще на третий разряд не тянете, — сказал мастер.
Киванову от мастера задание: сделать для втулок дюжину тонких, похожих на колбаски шишек. Чтобы земля крепче держалась на проволочных каркасах, Киванов смазывал их белюгой — разведенной в ведерке глиной.
Прохоров, болтавшийся без дела, подошел к верстаку, ткнул палец в раствор и мазнул им по кончику носа Киванова. Тот в отместку окунул в белюгу два пальца и провел ими по спецовке Прохорова. Помощнику вагранщика такая бесцеремонность не понравилась, он опустил всю пятерню в ведерко и вытер ее о щеки и плечи шишельника.
Киванов стал похож на неопрятного маляра. Этого он, конечно, стерпеть не мог: взял ведерко с верстака и все его содержимое выплеснул в лицо обидчику.
Они схватились и, молотя друг дружку кулаками, покатились по земле. Виванов и Маслюков бросились разнимать драчунов и сами ввязались в потасовку. Затрещали спецовки, опрокинулся верстак, зазвенело разбитое стекло. Неизвестно, чем бы все кончилось, если бы не раздалось громкое предостережение:
— Ш-шарики — ш-шесть!
Этот сигнал об опасности к фабзавучникам перешел от блатных. Во дворе показался НШУ — начальник школы ученичества. Он был не один, а с главным механиком и мастером.
Чтобы не подвести Пал Палыча, литейщики мгновенно прекратили драку, подняли опрокинутый верстак, вытерли обрызганную белюгой стену, быстро подобрали стекла.
Появившееся начальство увидело цех прибранным, а учеников корпящими над опоками и шишельными ящиками. За верстаками стояли опрятные пай-мальчики, у которых лица от усердия были потными и красными.
Главный механик вместе с НШУ осмотрели высокую вагранку и, посовещавшись меж собой, разрешили мастеру плавить чугун.
Случайно глаз главного механика наткнулся на трещины в разбитом стекле.
— Кто это у вас окно высадил?
— Окно? — мастер недоуменно взглянул в указанную сторону и, увидев дыру, поспешил заверить: — Это нечаянно… когда стремянку переносили.
— Покрываете своих бузотеров, — недовольно заметил инженер. — Нехорошо. Когда-нибудь они вам отплатят.
Как только начальство покинуло цех и скрылось за широкой дверью кузницы, Пал Палыч из тихого и почтительного мастера превратился в грозного следователя.
— Кто набедокурил? Чья работа — окно? — стал допытываться он.
Литейщики молчали.
— Значит, окно само разлетелось? — продолжал мастер.
— Подрались они без вас, — не выдержал вагранщик. — Такое устроили, что все вверх тормашками летело.
— Кто зачинщик?
— Похоже, что начали оба Ивановых и Прохоров с Маслюковым.
— Опять Маслюков? Сколько раз я тебя покрывать буду? — спросил Пал Палыч.
— Не я начинал, я только заступился, — принялся оправдываться Маслюков, но мастер не стал его слушать.
— Положить бы вас четверых решкой вверх да всыпать так, чтобы сесть не могли, тогда бы запомнили, что в цеху не дерутся и не шкодят. В наказание всех четверых с завтрашнего утра назначаю на завалочную площадку. Будете работать без смены.
Наказание литейщикам показалось справедливым. И они с обожанием поглядывали на мудрого мастера, готовые выполнять любые его приказания.
Пал Палыч выдал новые модели и объяснил:
— Формы готовить под чугун. Сильно не смачивайте, земля должна быть воздушной.
На другой день оба Ивановых и Маслюков в класс не явились. Они с утра вместе с Прохоровым и вагранщиком раздували огонь в печи. А когда вагранка загудела, взобрались на завалочную площадку и принялись заполнять объемистое жерло коксом, чугунными чушками, ломом и флюсами — расколотыми известняками.
В перерывах между уроками любопытные литейщики прибегали взглянуть на работающую вагранку. Они поднимались по трапу на завалочную площадку и смотрели, как трудятся наказанные товарищи. Здесь было хуже, чем в кочегарке. От сильного дутья печь и площадка содрогались, огонь выбивался наружу и порой обдавал завальщиков не только нестерпимым зноем, но и сажей, угарным газом. Измазанные как трубочисты фабзавучники сменялись через каждые десять минут и выходили на воздух очухаться.
В крохотный глазок вагранки уже можно было разглядеть, как плавится раскаленный добела чугун. Часа через два раздастся сигнальный колокол, призывающий к разливке.
Некоторые фабзавучники тайно принесли свои модели. Прячась от зорких глаз мастера на самых дальних верстаках, они торопливо изготовляли формы и прятали в темной сушилке.